Антон Филатов - БОМЖ. Сага жизни. Книга первая. Пыл(ь) веков

Самая большая группа горожан толпилась у стола, в толпе, разыгрывающей беспроигрышную лотерею. Иногда здесь кучно взрывались восторженным хохотом над счастливцем, выигравшем погремушку, безделушку, либо портрет партийного вождя в деревянной рамке.

– Пошли ко мне в общагу? – ласково пригласил Гришуня чувиху, аппетитно поедающую мороженое. Она аккуратно вылизывала серую стенку стаканчика и не спешила с ответом. – У нас никого нет. А на вахте Егорыч сидит, он с утра квасанул бражки…

– Не-е… – подумав, отказалась девушка. – Я беременная.

Гришуня стыдливо оглядел её аккуратненький животик, прикрытый пёстреньким сатиновым сарафанчиком, и, не обнаружив нужной приметы, недоверчиво улыбнулся.

– Ну и чо… беременная… А мне какая разница?

– Ты что, чувак, за дуру меня принимаешь? Сказано – беременная, значит, не могу я по общагам шариться.

– Да ладно… А ты чо – замужем? Или понтуешь?… Хошь – на ручки возьму?

– Не твоё дело. А хоть бы и замужем.

– Да ради бога!.. А де муж?

Нина аккуратно смяла стаканчик от мороженного, отбросила его к забору, и независимо побрела сквозь толпу. Гришуня неотступно следовал в фарватере.

– Нинель, а Нинель… Я сохну по тебе. Поехали в Ермаки, с родителями познакомлю?

– Ещё не хватало! Сказано – замужем…

– Понтуешь… Я всё про тебя знаю. Мне Оксана с Юлькой разболтали про хакасёнка твово… приблудного. Не веришь?

– Верю – не верю, тебе-то что? Замужем – не замужем… Я не от тебя беременная! Успокойся, Гриня… Что ты, как маленький…

– …принц, что ли?

– Ага, вроде того.

– Маленький Принц – козырный чувак. Он был в ответе за тех, кого случайно… приручил. Ты читала?

– Ещё чего? Какой принц? Гриня, ты с Егорычем – не того, случаем?… Не хватанул бражки? Смотри, загребут в капэзэ.

Обескураженный Гришуня молча следовал за горделивой подружкой. И уже не было уверенности в успехе, не веселило царившее вокруг Торжество, не имела смысла дальнейшая красота окружающего мира. А и чем впечатляться: в воздухе висело монотонное безобразие гула и гармонии, а по земле с обрывками газет волочило усталую праздность. Гришуня Тахтобин шёл поперечно.

– Нинель, а Нинель… а кто он, хахаль-то твой… узкоглазый? Ну, отец… то есть… ребёночка? Может, я… всё же?

– Сказала же!.. И не лезь в душу! Что ты липнешь? Иди в свой сельхоз, Мук… маленький! – и она заторопилась, уходя сквозь толпу от обескураженного парня. И смылась с глаз. Он посмотрел ей вслед, зачем-то пересчитал мелочь в кармане. «Хм-м… Сельхозом помыкнула… Не пойдет за механика замуж?» – удрученно поворочал мозгами обиженный парень. – «Ну, это ещё как пойдёт… Куда она денется, сирота безродная, с выродком-то… нагулянном. Моя будет! А хакасенка того глянуть бы разок. Одной левой прихлопну. – Гришуня ухмыльнулся, осклабился в своей широченной улыбке. – Возможно, скоро он сделается папой. Будет по-мужицки тютюхаться с сыночком, как это делал с ним его отец. А парнишка вырастет, возмужает, поступит в… сельхоз. Уж он-то, Григорий Тахтобин, не допустит, чтобы пацан рос неприкаянной безотцовщиной». – Гриня снова осклабился, повертел головой в поисках нинкиной русой косы, не нашел и космической пылью растворился в толпе.

Нина, тронутая Гринькой за живое и бередимое, с обнажённой тоской в сердце, не испытывала ни настоящей радости, ни прежнего удовольствия.

А Торжество не сбавляло обороты! Мужи, изрядно хватанувшие «бормотухи», продававшейся на розлив и потому называвшейся в народе «рассыпухой», куражились своими талантами. Кидали пластмассовые кольца на длинный нос фанерного Буратино. Качали между ног двухпудовую гирю, бегали в холщовых мешках. Победителей ждали признания жён и призы от спортсовета. Признания и призы были, как водится, символическими. Но лавры победителя – окрыляли.

– Люсьен, а Люсьен… – канючил очередной победитель, – Накати на стакашек, а?

– Я те накачу… Нос красный как у Буратины будет. Тебе дали соску, вот и соси. – и весело хохотала над удачным образом.

– Товарищ, победивший на подушках, подойдите ко второй палатке! – кричал хриплый рупор.

– …желающие на роль марионеток! – вырывалось из цветастого балагана.

– …бидоны… кадки… тазы для бани… – нудили торговые ряды.

– …кто по-бе-дил на по-душ-ках? – надрывался равнодушный хрип.

Нина бороздила толпу. На деревянных подмостках девчата из агитбригады исполняли популярную песенку. « Если тебе одиноко взгрустнётся… » – и попадали каждым прочувствованным словом в изнывающее сердце нашей слоняющейся героини. Процеживая рассеянным взглядом пёстрый калейдоскоп крикливого праздника, сквозь влагу глаз она бессознательно искала… его . То любимое, темноликое азиатское лицо, облик… С прошлых волшебных минут, случившихся в день осенних отжинок, единственно дорогой ей, обожаемый до помрачения образ… Может быть, в гущу толпы манили её туманные видения, секундный миг счастья, которые опрокинули бы напрочь этот безразличный и бессмысленный, куражливый мир. «…Если судьба от тебя отвернётся…».

Сердце разрывалось от таинственной силы, вызывающей то сладкую истому, то слезливый спазм, а вовсе не боль и не муку. Смахивая слёзы, Нина чему-то счастливо улыбалась. Вдруг это случится! Вот-вот произойдёт необъяснимое чудо и он , её… ангел… парень… любимый, драгоценный, такой близкий, желанный… Её фантастическая мечта! И всё-таки пусть… обязательно… тотчас!.. сбудется её радость! Иначе слёзы задушат её. Вот этот чубатый – не… не он… Тот плясун в шароварах… Похож средним ростом, и только… Кажется, у него был такой же солнечный загар… на шее… Густая шевелюра черных волос… Черные, как смоль, раскосые глазища… Не отыщется здесь и сейчас – мир этот окончательно рухнет… Да где же он ?!

Посредине кружка городских бардов, притулившихся на углу площади, под тенистой сенью тополей и акаций, упоительные голоса опять и опять кричали о том, как «… шептали грузчики в порту… », а «… атланты держат небо …»… Внезапно из этого кружка на Нину выскочила бойкая жёлтоголовая блондинка.

– Нинель, как я рада! Никого из наших… Ты была на перетягивании каната? А я здесь с Минькой Носовым. Он башли зашибает на баяне… Слушай, айда с нами на… на… В общем, пойдёшь – не пожалеешь. Ой, какой сарафанчик! Где шляешься?

– С сельхозником Гриней бродила. Надоело всё. Ты наших не видела?

– Каких ваших? Сказилась, чувиха?… Все же в деревне… с хахалями милуются.

– Да знаю… А куда пойдём?

– В парк. Там танцы. – И Верочка Шиверских, как звали блондинку, беспечно поиграла бёдрами.

– Не. – Нина скисла. Она вдруг почувствовала непривычную усталость. Хотелось немедленно присесть, или прилечь. – Я до дому…