Элтэнно. Хранимая Звездой - Сага о розах. Книга первая

На пути, усыпанном алыми розами,

не видна кровь раненых их шипами.

Элтэнно Х.З.

– Нет, Омико. О нет! Оставить здесь тебя не смею, ведь это мне как перестать дышать! Я перед смертью лютой не сробею, и не кори отныне, что предал я тебя тем, что люблю. Мне предков честь не даст сбежать. Я не могу избранницу свою на растерзание чудищу оставить.

От этих слов едва не разорвалось моё сердце. Горло сдавило так, что нечем уж дышать и не сказать ни слова. Слезами мне омыть лицо лишь оставалось снова. Печали рек сами собой нашли исток в очах – за суженого испытала я настоящий страх, а потому к своим похолодевшим вдруг губам прижала я его прекрасные ладони и, за окошко указав по утру розами украшенной кареты, тихо напомнила о ждущем нас драконе.

– О милый Ортольд, так сладки твои слова. Они как мёд, но смерть они не остановят. Твой враг коварен и немилосерден. Бесчестен он и пользуется тем. Ты погляди какое войско он собрал затем, чтобы меня забрать в день нашей свадьбы. Так я прошу тебя, не смей дать позлорадствовать ему над нашим общим горем – я не хочу оплакивать любимого за морем. Беги, пока твой верный Гульд ещё способен укрыть тебя от гибели ужасной. Молю от сердца всем, что в этом мире важно – беги и не позволь невесте узреть расправу над собой.

– Нет, Омико. Постой! Уж коли хочешь ты, чтоб я бежал, так дай мне свою руку. Мы вместе скроемся от глаз мерзавца и…

– Я вижу лишь разлуку! Ты ведаешь прекрасно, что скрыться нам вдвоём сама судьба мешает. Не ты ли говорил, что не отступится коварный зверь и станет вслед лететь за нами?

– Да, говорил. Но я дерзну. Богами благославлён был мой союз с тобой. И что зовёшь, краса моя, судьбой, то люди создают своими лишь делами.

– Клыки его похожи на ножи.

– Так разве я боюсь, пронзённым быть клыками? Есть жало у меня, смотри.

Мой милый Ортольд руку возложил на рукоять меча. И знала я, что выхвати его из ножен он, как биться сгоряча ему придётся с целой сотней. Как храбр он. Как смел! Наверное, из-за того сдалось ему так быстро моё сердце… Вот только ни один смертный герой не справится с тем негодяем мерзким, что возжелал украсть невесту, считай что, с её свадебного ложа.

От трепета мурашками покрылась кожа, и вместе с тем решилась я на шаг отчаянный. Последний. Прильнув к любимому, как будто в просьбе ласки, я с пояса его сорвала нож! По телу тут же пробежала дрожь. Но, как возможно то, отрезала ножом я косу, а после, словно розу в дар, и волос свой любимому отдала.

– Раз жрец не завершил наш свадебный обряд, так я его отныне завершаю! Теперь жена тебе я до последних дней твоих, но волею богов взамен ты мне за то одно желание должен.

– Нет, Омико. Молчи! – всё понял милый Ортольд, страшась, что вопреки традиции не попрошу я сына.

– Мне горько от того, что ждёт тебя кончина. Останься в свадебный наш день живым, о муж мой. Уходи!

– Не будь ты женщина, так вызвал бы на бой тебя. Меня лишили чести!

– Зато ты будешь жив.

– Да что мне с этой лести?

Но после муж, немного присмирев, к себе прижал подарок, что сделал наш союз святым и завершённым.

– Отныне быть мне дважды оскорблённым, но стану, Омико, с тобой искать я встречи всё равно. Ты та, которую люблю. И пусть запрещено, пойду я за тобой на острова драконов.

– Лишь поцелуй уверит меня в том, что справишься ты со своим обетом.

– Смотри, я алой розой Гилбертов клянусь, что в преисподнюю спущусь, но будет час и под небесным светом с любимой снова я соединюсь.

– Клянёшься?

– Да, душа моя. Клянусь!

Я верила ему, хотя предчувствовала горе. Судьба готовила, что вскоре я в поцелуе страстном не с мужем, а с истинным чудовищем сольюсь…

Из сказаний «Последние дни миров»

Омико Иви ван Крауд была третьим ребёнком Альта ван Крауда – лишённого должности одного из судей провинциального города Омьграда. И, стоит сказать, Альт недолюбливал свою странную девочку. Сначала потому, что его мать настояла назвать её дикарским именем бабушки, а потом за тихий простодушный характер. Омико восхищалась не драгоценностями и роскошными платьями, а невзрачными буквами в книгах. Не умела хитрить там, где следовало. Пока другие его дочери заигрывали с достойными кандидатами в мужья, она интересовалась скучными науками. Омико были безразличны танцы и музыка, так что в своё время он строго-настрого запретил обучать её таким дисциплинам как история и физика – ни к чему не развивать неподходящие для женщины качества. Но дочь всё равно целыми днями сидела в библиотеке вместо того, чтобы учиться правильно флиртовать или познавать другие секреты женской мудрости.

«Будущая гусыня», – с неприязнью частенько думал он, глядя на то, как улыбчивая Омико с энтузиазмом суетится по домашнему хозяйству.

Всего у этого жестокого, неприятного и порядком постаревшего мужчины было четыре дочери – не такое уж богатство для мира, где сила рода исчисляется сыновьями. А потому своё пренебрежительно холодное отношение к Омико Альт ван Крауд сохранял до тех пор, покуда обе его старшие девочки и жена не умерли от тифа с разницей в несколько дней между друг другом. Это заставило вдовца посмотреть на дочь иначе, однако семейного сближения не произошло. Момент был упущен – Омико слушалась своего отца, но не любила. Она держалась отстранённо, и её поведение всерьёз обеспокоило его. Но ненадолго. Ведь его по-прежнему раздражал её характер, да и, как выяснилось, младшая дочурка, Сабрина, далеко не дурочкой оказалась. Кроме того, эта малышка души в нём не чаяла, поэтому в ней он нашёл для себя отраду. Именно в ней он видел будущее своего рода.

Вот только это будущее виделось бывшему судье непростым. Увы, Альт ван Крауд вместе с женой утратил доверие градоправителя. Уж слишком горе подкосило его. Он стал вспыльчивым, часто вёл себя сумасбродно, разговаривал сам с собой и в результате, всего через год после смерти любимой, остался без хлебного места.

Само собой, он по-прежнему был достаточно богат, чтобы вести более‑менее привычную для себя жизнь, но отсутствие влиятельной должности лишило его достойных друзей. Двое из них даже с облегчением вздохнули – смерти старших дочерей Альта освободили их сыновей от помолвок с не очень-то выгодными невестами без урона по репутации. Так что мужчина был всерьёз обеспокоен проблемами своего осиротевшего семейства. И если вернуться к Омико, то ей было двенадцать, когда его положение всерьёз пошатнулось. Ей не хватило всего двух месяцев, чтобы пойти на свой первый бал.