Вячеслав Сорокин - Десять заповедей

В одном будущий человек будет неотличим от человека нынешнего – у него будет та же мораль и та же логика. Для него не возникнет необходимость иметь другую логику и другую мораль. Цель морали – обеспечить существование и сохранение рода «человек». Его продвижение вперёд, к будущим формам существования, не должно быть оборвано взаимным уничтожением. Только этой одной цели и служит мораль, только в этом и состоит её назначение – в удержании человека от самоистребления через смирение его страстей и эгоистических инстинктов. «Но и животным присущ инстинкт сохранения рода. Конфликты внутри того же вида редко заканчиваются причинением смерти другому!» Это говорит о том, что животные тоже моральные существа , они инстинктивно чувствуют, что им дозволено по отношению друг к другу. Этот инстинкт, не допускающий внутривидовой борьбы на уничтожение, представляет собой зачатки морального сознания . Не сдерживаемые инстинктами, которые по своей сути являются моралью низшего типа , животные давно бы уничтожили друг друга во внутривидовой борьбе.

Воображал бы себя человек существом, существенно отличающимся от обезьяны, если бы знал, как велико его отличие от будущего человека и как долог путь развития, лежащий перед ним, какие расстояния отделяют конец этого пути (если он будет иметь место!) от его начала? «Но мне дана только одна жизнь, и она коротка. Я не хочу мучить себя ещё и этой мыслью: что я существо несовершенное, промежуточная ступень между обезьяной и будущим человеком. Лучше для меня не сравнивать себя с будущим человеком. Иначе останется восклицать: „Какая досада! Если бы жил я на сто миллионов лет позже, я бы был подлинно человеком , и жизнь моя была бы очень долгой, а может быть, и вечной. А ныне я – только предварительная ступень человека, его несовершенное подобие, я ничтожен и я смертен“».

Главным стремлением богословов и философов всегда было понять человека и приблизиться к пониманию замысла Творца в отношении человека и всего творения. Одним из краеугольных камней в этом замысле выступают добро и зло . Что такое добро и зло, богослов и философ не скажут нам. Но они должны знать это, иначе замысел Творца будет непонятен им. Но всезнание может быть ещё большим злом для человека, чем неведение. Если суждено ему стать существом всезнающим, для него было бы лучше, если бы никогда не наступило это время. Но он не может предотвратить своего будущего развития и смотрит, всматривается в то, что его ожидает, с любопытством и тревогой . Философия не сделала его счастливее. Но философия, по крайней мере, способна открыть ему невозможность счастья в тех формах, в каких он хотел бы обладать им, и побудить его смириться с этим.

Не предупредить человеку своего будущего развития к существу с иным внешним видом и иными духовными качествами и не избавиться от исконного назначения, возложенного на него Творцом. Залог тому – одно из важнейших свойств его духа – любопытство, или любознательность. Даже если скажут ему, как было сказано жёнам в известной сказке: «Все двери открывайте, а эту нет», тем самым пробудив любопытство всех именно к этой двери; даже если скажут ему – ангелы ли, бесы ли: «Эту дверь не открывай, за ней тайна твоего счастья, но знание этой тайны сделает тебя навеки несчастным», все ринутся прежде всего к этой двери, а философы и богословы побегут впереди всех. Путь будущему развитию человечества прокладывает жажда знания , которую невозможно утолить, потому что утолённая, она тут же открывает для себя новые предметы. Две линии легко просматриваются в общей картине исторического развития человека, человек всегда был движим в своих действиях двумя главным побудительными мотивами: жаждой счастья и жаждой знания. Обе силы неукротимы в нём, но первая действует вслепую: нет ясного пути к цели счастье . Но не обман и не мираж другая цель – знание . И пусть знание, которым человеку доступно обладать, несовершенно, и пусть оно не знание даже, а фикция, он счастлив уже тем, что обладает этой фикцией.

Никогда не было для человека знание запретным плодом, исключая те моменты, когда оно запрещалось религиями и властителями, но всегда было неодолимо влекущей целью. Это парадокс и противоречие в христианстве: Бог наложил запрет на знание! Бог ни в чём не может быть заинтересован так, как в знании человека, поскольку только знанием обеспечивается развитие человека к нужным Ему целям. Только благодаря своей любознательности человек перестал быть обезьяной. Адам и Ева были невежественны , и Бог вывел их из этого состояния запретом приближаться к древу познания. То была хитрость, потому что Творцу было ясно: с этого момента оба будут гореть любопытством. Сделавшись существом любопытствующим , человек уже никогда не переставал им быть. Это ещё одно определение человека, помимо уже многих других удачных определений: он – существо любопытствующее. Он также – существо двуногое и неоперённое , существо, способное смеяться и плакать , и существо, мыслящее и знающее о своей смерти . Но то, что он – существо любопытствующее, для него важнее всего остального. Потому что будучи только мыслящим существом, или смеющимся, или плачущим, он не был бы способен к развитию.

Любознательность даже против его воли движет человеком. Он всегда будет желать знать больше и стремиться в далёкой перспективе к абсолютному знанию. Любознательность расставляет ему ловушки, в которых запутывается его дух, а когда он выпутывается из них, он тут же попадает в следующую ловушку. Остановки и перерывы в движении мысли противопоказаны природе любознательности. Есть сходство между счастьем и любознательностью – как достигнутое счастье в следующий миг уже не удовлетворяет, и человек желает себе нового счастья, так и зов любознательности никогда не умолкает в нём. Если бы он был предоставлен самому себе, то, поставленный перед выбором между счастьем и знанием, он бы выбрал первое. Но Творец внушил ему неодолимое влечение к тому и другому. Влечение к счастью служит самому человеку, его влечение к знанию служит целям Творца. Только эти две путеводные звезды и есть для человека – счастье и приумножение знания, – хотя для него самого достаточно было бы уже первой.

О том, что он должен делать и как поступать, человек будет спрашивать всегда. Но разве только ответы должны быть его целью, разве вопросы не столь же важны? Они также могут служить ему путеводной нитью. Ничто не остановит человека на его пути к целям Творца , знать которые он не может, но и не стремиться к которым не может. Это непрекращающееся движение в неизвестное будущее не в его интересе, потому что в его интересе быть только счастливым. Он не желает этого движения, оно страшит его неизвестностью результатов, но всякое сопротивление с его стороны было бы сломлено силой, неодолимой для него, – его собственной любознательностью.