Array Сборник - Олимпийские игры в политике, повседневной жизни и культуре. От античности до современности

Заметим, что из вышеперечисленных авторов трое: Эфор (а значит, и опиравшийся на него Страбон), Павсаний и Юлий Африкан – с большой долей вероятности пользовались одним первоисточником – сочинением Гиппия об олимпийских победителях [20] О том, что Павсаний мог опираться на труд Гиппия, см: Bultrighini 1990: 199–211; об опоре Эфора на сочинение Гиппия см.: Bilik 1998/99: 21–47; Christesen 2007: 122–156; сочинение Гиппия также должно было лежать в основе списка Африкана. и, конечно, отражают элейский взгляд на историю Олимпийских состязаний, причем взгляд политически ангажированный, если учесть конкретно-исторические обстоятельства написания Гиппием этого сочинения: поражение Элиды в войне со Спартой, не только лишившее элейцев гегемонии над периэкскими территориями, но также поставившее под угрозу их председательство на Олимпийских играх. Однако, несмотря на всю свою пристрастность, данные источники не скрывают фактов временного писейского руководства Играми и прямо свидетельствуют о событиях VII в. до н. э., когда Игры оказывались под писейским руководством (Paus. VI.4.2; 22.2; Strab. VIII.3.30; Euseb. Chron. I. P. 198 (Schoene)), но ничего не сообщают о совместном управлении; напротив, здесь речь идет именно об исключительно писейском руководстве, на основании чего элейская традиция и признавала эти олимпиады нелегитимными. В этой связи предположение о том, что письменная традиция намеренно «замалчивает» писейское участие в руководстве Играми и сообщает только «половину правды», кажется неубедительным.

Гораздо более сложным остается на сегодняшний день другой вопрос: а не мог ли появиться на Играх второй, писейский, агонофет именно как итог не прекращавшихся в течение VII – начала VI в. до н. э. претензий Писатиды на руководство, став результатом временного и вынужденного компромисса? Учитывая события 28-й и 30-й (или 34-й) Олимпиад (668 и 660 (или 644) гг. до н. э.), а также сообщение Юлия Африкана о сохранении писейской власти на Играх в течение двадцати двух праздников (660–572 гг. до н. э.), мы не можем сбрасывать со счетов возможность допуска писейского агонофета до участия в руководстве Играми на какое-то время в период между 668 и 580 гг. до н. э. Если предположить, что при Панталеонте писейцы захватили председательство на Играх 660 г. до н. э., то в следующую олимпиаду мог быть достигнут компромисс между элейцами и писейцами и установлено совместное руководство: именно этим можно более или менее удовлетворительно объяснить, почему в качестве «неолимпиад» (т. е. олимпиад, когда руководство играми осуществлялось, с точки зрения элейцев, нелегитимно: Paus. VI.22.2–3) в элейских списках фигурировала только одна олимпиада второй половины VII – начала VI в. до н. э., а не все двадцать две, о которых сообщает Африкан [21] Отчасти косвенным свидетельством в пользу принципиального существования такой возможности может считаться совместное элейско-писейское руководство проведением Герей, осуществлявшееся коллегией Шестнадцати женщин – представительниц соответственно элейского и писейского восьмиградий (Paus. V.16.5). По одной из приводимых Павсанием версий, учреждение этой коллегии относилось ко времени после смерти писейского правителя Дамофонта (т. е. имело место в первой половине VI в. до н. э.) и знаменовало собой урегулирование отношений между двумя политическими сообществами. .

Предание об элейском посольстве в Египет ко двору Псамметиха II или Амасиса, содержащее в себе критическое отношение к исключительно элейскому распорядительству на Играх, также может рассматриваться в качестве косвенного свидетельства в пользу того, что до VI в. до н. э. могла иметь место принципиально иная ситуация, когда распорядительство на Олимпийских играх не принадлежало целиком элейскому полису (Евдокимов 2010). Но даже в своем наиболее непротиворечивом виде гипотеза о наличии второго, писейского распорядителя игр до 580 г. до н. э. остается не более чем гипотезой, ее принятие не объясняет, в частности, порядок занятия поста распорядителя Игр в промежутке между 580 и 576 гг. до н. э., когда, если верить Павсанию, элейцы уже избирали двух распорядителей, а, по Африкану, писейцы в это время все еще продолжали руководить состязаниями [22] Э. Н. Гардинер пытался примирить эти два источника, на наш взгляд, неудачно: Gardiner 1925: 85, 101. . В условиях явной неполноты сведений, предоставляемых источниками, и невозможности воссоздать подлинный ход событий в деталях, не прибегая к насилию над источниками, стоит признать, что гипотеза о совместном руководстве Играми имеет ограниченные возможности и на сегодняшний день, не будучи подкреплена независимыми источниками, едва ли может быть безоговорочно положена в основу реконструкции истории магистратуры гелланодиков на ее раннем этапе.

Поэтому в конечном итоге из двух вариантов объяснения причины появления второго распорядителя Олимпийских игр нам более предпочтительной кажется первая, «политическая» версия. Сам контекст изменений, изложенных Павсанием, не подразумевает и малейшего намека на то, что второй распорядитель, появившийся в 580 г. до н. э., занял чье-то место. Напротив, Павсаний говорит именно о структурных изменениях внутри элейской общины, никак не связанных с предшествовавшим писейским руководством. Смена династического принципа занятия поста распорядителя Игр новым принципом регулярно сменяемых должностных лиц знаменовала собой процесс деприватизации руководства Играми и превращения его в полисную магистратуру в собственном значении слова.

Это, однако, не означает, что писейские притязания на руководство Играми не оказали на появление данной магистратуры никакого влияния. Вполне очевидно, что «деприватизация» агонотесии, происшедшая в 580 г. до н. э. и сделавшая руководство Играми общим достоянием элейской знати, объективно способствовала консолидации элейцев, которая как раз и была необходимым условием достижения Элидой успеха в борьбе с писейцами и их союзниками за контроль над святилищем и гегемонию в регионе [23] Мы намеренно оставляем открытым вопрос о конкретных органах управления в аристократической Элиде в VIII – начале VI в. до н. э. Многие исследователи склонны относить к этому времени существование олигархического Совета Девяноста, о котором упоминает Аристотель (Arist. Polit. 1306a, см.: Gehrke 1985: 365–366), однако не менее вероятным является предположение С. Душанича, поддержанное У. Бультригини, о том, что данное свидетельство может иметь в виду краткий период истории элейского полиса в IV в. до н. э., связанный с деятельностью ученика Платона Формиона (Plut. Reip. gerend. praecept. 805a) (Bultrighini 1990: 193–197). Вплоть до выяснения мы предпочитаем оставить этот вопрос открытым. .

Достаточно давно было высказано предположение о том, что в разное время должность распорядителя на Олимпийских играх могла именоваться по-разному и название «гелланодик» не было первоначальным названием должности. Отчасти к такому выводу располагало словоупотребление Павсания в пассаже, повествующем о развитии магистратуры; здесь сначала речь идет об агонофетах, и только с момента избрания девяти распорядителей их напрямую называют гелланодиками (Paus. V.9.4–5). Затем Павсаний называет десятого члена коллегии, появившегося восемью годами позже, атлофетом. Традиционное понимание данного пассажа, согласно которому Павсаний в данном контексте приводит синонимичные названия одной и той же должности (а не разные коллегии, последовательно сменившие друг друга на посту распорядителей Игр [24] Т. В. Блаватская понимала данный пассаж иначе: по ее мнению, агонофеты и гелланодики были разными должностями, существовавшими параллельно, и лишь постепенно приоритет в управлении состязаниями перешел от агонофетов к гелланодикам: Блаватская 2003: 151–158. ), кажется нам вполне приемлемым [25] Геродот для обозначения руководителей Олимпийских игр употребляет оба термина: и агонофет (Hdt. VI.127), и гелланодик (Hdt. V.22). .