Василий Кленин - Император Сухоруков

Отдышался. Протянул руки… Стоп! Руку! А как я этот сосуд одной рукой подниму? Он же на полведра. Оказалось – легко. Едва я коснулся ручки чаши, двое шаманышей тут же ухватились за выступы и подняли ее в воздух. Мне достаточно было лишь коснуться. Всей троицей мы синхронно развернулись и пошли вверх по второй лестнице – к храму. Впереди нас подвывал и приплясывал верховный жрец. Снова веселый и довольный жизнью…

Он первым подошел к зданию и распахнул створки ворот. Толпа внизу ахнула. Я же нет. Впереди был только полумрак. Мы вошли в тень. Внутренности храма оказались довольно просторными: шагов десять в ширину, а в длину – пятнадцать или даже двадцать. Плохо было видно, к тому же сзади стояли какие-то перегородки. А в центре… Я даже замер.

В центре лежал огромный каменный диск. Высотой по колено и в диаметре метра три. Был он сложен из аккуратно подогнанных блоков и навскидку казался идеально круглым. Внешняя грань – обод – вся изрезана рисунками, смысл которых пока от меня ускользал. Но самое интересное – из центра этого диска, как из дыры торчал… Змей? Дракон? Червь? Огромное изогнутое шахматным конем существо! С чешуей, шипами, клыками и прочими подобными атрибутами. На меня вылупились два огромных глаза, но ни лап, ни крыльев. Фигура была вырезана из дерева, видимо, из цельного причудливо изогнутого ствола, и полностью покрыта желтой краской. Та кое-где облупилась, но идол всё равно производил сильное впечатление.

Вторая пара шаманышей закрыла двери храма изнутри, и вся честная компания простерлась ниц перед своим резным кумиром. Жрецы что-то пели синхронно, похлопывая ладонями по полу.

Пауза. Потом они снова немного попели, похлопали – и замерли. Наконец, раздосадованный Медработник встал, с ворчанием подошел ко мне, схватил за здоровую ладонь и макнул ее прямо в кровь. Меня как удар тока пронзил! Кровь была еще теплая. Только что она текла в живом человеке! Который ходил, говорил, о чем-то мечтал.

Я взвыл, вызвав удивление у жреца. Тот постоял пару вдохов, но затем продолжил начатое. Поднял мою ладонь и принялся мазать ею, как кистью, по пасти чудовища. Наконец, отпустил и помахал руками: давай сам, мол, придурок.

И я дал.

Это было ужасно. А что делать? Закусив губу, я раз за разом погружал руку в кровь и мазал, мазал эту прожорливую морду, требующую, чтобы его кормили человеческими жизнями. Руку жгло, как будто я вымазал ее ядом или гнилью. Начал оттирать ладонь о передник… не знаю, нарушал я что-то или нет, но мне было так мерзко, что я не мог себя заставить остановиться. Тёр, тёр, тёр, даже не сразу заметил, что вся пятерка жрецов поднялась, отошла к выходу. Я двинулся было за ними, но Медработник, уже убедившийся в моей непутевости, выставил ладонь, останавливая меня, а потом указал на центральную циновку перед идолом.

На колени вставать? Я глянул на окровавленную пасть чудовища.

«Ну уж нет! Хоть, режьте меня, я перед этой тварью на колени вставать не буду!».

Нередко, для людей, на которых давят обстоятельства, переломным фактором становится какая-нибудь совсем малозначимая мелочь. В своей практике я сталкивался с этим часто. Разъяснял пациентам механизм, учил разгружаться… А теперь вот сам. И мне совсем не хотелось разгружаться! Весь накопившийся протест прорвался… и я демонстративно уселся на циновку царственным задом. Вот так!

Спина напряжена, я чувствовал на себе взгляд пяти пар глаз. Ждал чего угодно: гневных криков или даже удара. Вместо этого на меня накатила волна света, сменившаяся тьмой. Они вышли из храма и заперли ворота! Я остался один в сумрачном зале, освещенном парой тусклых лампад. Всё пропахло кровью, а сверху на меня алчно пялилась оскаленная пасть чудовища.

Меня что, навсегда здесь замуровали?

– Иттануака, ты уезжаешь?

– Конечно! Что еще мне делать в вашей дыре?

– Зачем поливаешь грязью Крыло? Это дом бога, дом владыки. Это столица.

– Поезжай к нам, на Великую, почтенный – и ты поймешь, какая дыра эта ваша столица. Крыло давно стало кривым отражением настоящей столицы в мутной воде. Как и ваш Недоносок – такое же кривое отражение настоящего владыки.

– Не буду спорить… Но всё же, почему ты так поспешно уезжаешь? Ты – дорогой гость всего моего рода! Приходи к нашему очагу, вкуси наших плодов, отведай свежей чичи. Мы рады тебе!

– По-твоему в моем доме мало плодов и чичи? Да я могу пить какаулатлу практически ежедневно! По-твоему, я приехал сюда, чтобы просто поесть у очага Черной Рыбы? Скажи, почему Недоносок мне отказал? Ведь ты уверял, что убедил его!

– Клянусь Седьмым Небом, Иттануака! Я принудил его согласиться. Он был покорен моей воле, как никогда. С помощью сестры мы даже убедили его, что ему самому понравится… Я не понимаю, что случилось. Вчера у Недоноска был припадок, он стал совсем плох. Возможно, что-то помутилось в его глупой голове.

– Куакали, я тебе, как друг скажу: ты лезешь в гору, держась за гнилую веревку.

– Да неужели? Как будто, я сам это не знаю. Только другой у меня нет. Потому я позвал тебя: вместе мы сможем держать в кулаке всё Крыло! А значит, нашим станет всё, вплоть до Великой.

– Куакали, ты не можешь даже заставить Недоноска сказать одно нужное слово! Зачем мечтаешь о вкусном олене, если не способен поймать мышь?

– Я заставлю! Беру в свидетели Черную Рыбу, я выбью из него согласие! Недоносок боится меня, он послушается сестру. Завтра же! Приходи завтра – и мальчишка даст согласие!

– Ты хочешь, чтобы я унижался просьбами ежедневно? И получал отказ за отказом? Ну уж, нет. Мне хватило сегодняшнего. Я еду домой… И приеду на новую луну. Я спрошу вашего жалкого владыку в последний раз. И, если снова услышу «нет» – даже не подходи ко мне. Живи во дворце, пока толстая жаба Мохечеката не перебьет всю вашу семейку.

– Ты не услышишь «нет», почтенный!

– Постой. Подходит пора сбора маиса… Я приеду через две луны. У тебя будет побольше времени, чтобы подучить Недоноска. Пусть скажет «да», проживет чуть подольше. И еще – следи, чтобы его раньше времени не угробили.

Оказалось, замуровали меня не навсегда. Но просидел я в гнетущем полумраке храма несколько часов. Прислушивался к тому, что происходило снаружи. Там «вечеринка» какое-то время продолжалась: жрецы пели, что-то кричали, толпа ликующе взрёвывала. Я молился всем богам, чтобы они там не поедали обезглавленное тело жертвы. Слышал я о таких дикарских племенах, в Америке, в основном. Даже не очень и дикарских…

Еще больше я молился о том, чтобы я, наконец, открыл глаза и перестал видеть этот нескончаемый кошмар. Закрывал глаза, жмурился что есть силы, как будто это повысит вероятность чуда.