Жан-Франсуа Намьяс - Дитя Всех святых. Перстень со львом

Итак, Франсуа упражнялся во владении оружием. Начал он, вполне естественно, с того, что избрал своим напарником Оруженосца. И этот Оруженосец, чьего имени Франсуа не захотел знать, немедленно его удивил. Совершенно непохожий на своего несчастного предшественника, столь же худощавый, насколько тот был массивный, он осмелился в первое же занятие бросить своему господину невероятный вызов:

— Вы не сможете победить меня на мечах, монсеньор. Бьюсь об заклад, что я вас первый задену.

Франсуа пожал плечами. Он уже сожалел, что взял к себе на службу этого дохляка, который к тому же оказался еще и бахвалом. По своему обыкновению Франсуа не бросился первым в атаку, а выжидал, желая посмотреть, как поведет себя противник. Оруженосец приблизился к нему, замахнувшись мечом. Но в последний миг, перед самым выпадом, он вдруг с ловкостью жонглера перебросил оружие из правой руки в левую и ударил Франсуа в правый бок. Если бы он разил по-настоящему, его господин был бы мертв…

Франсуа разозлился так, как с ним редко бывало.

— Это не по правилам! Удар не считается!

— В бою еще как считается! И многим от него уже никогда не встать.

— Кто тебя этому научил?

— Природа, монсеньор. Я левша. Держу оружие, как все, в правой и меняю руку в последний момент. Хотите, продолжим?

Франсуа согласился. Еще много раз он дал себя победить, пока не понял, наконец, что самое главное — следить за взглядом Оруженосца. Его глаза выдавали крайнюю сосредоточенность и вспыхивали за долю секунду перед тем, как тот проделывал свой трюк. Оставалось лишь поймать этот миг, и тогда отбить удар уже не составляло особого труда. Оруженосец больше не настаивал и переложил меч в левую руку.

— Обойдемся без неожиданности, монсеньор. Просто бейтесь против меня, и все. Уверяю вас, это гораздо труднее, чем вы думаете!

Франсуа согласился, но немедленно испытал множество затруднений. Каждое соприкосновение мечей сбивало с толку, и ему едва-едва удавалось отбивать атаки. В конце концов, один удар, еще более непредвиденный, чем другие, настиг Франсуа. Он в сердцах бросил оружие наземь.

— Да, ты очень ловок, но с меня довольно! Отныне я буду упражняться только с обычными людьми.

— Как угодно, монсеньор. Но уметь биться против левши — это целое искусство. Кто знает, вдруг оно вам когда-нибудь пригодится?

Франсуа задумался. Во владении оружием он не знал себе равных. Боевые упражнения давно стали для него рутиной. И вот подворачивается случай научиться в этой области чему-то новому, занять свой ум…

Таким образом, в течение нескольких последующих недель Франсуа полностью отдался единоборству с Оруженосцем. Сначала он постоянно проигрывал, но потом ему уже удавалось вести игру на равных. А, усвоив, наконец, особенную технику этого боя, Франсуа стал бить Оруженосца, как хотел.

Выезжал Франсуа и на охоту. Стоял конец сентября, разгар охотничьего сезона. Однажды ему удалось выгнать из логова кабана огромных размеров. Зверь был так же велик, как тот, которого мать убила некогда на глазах старшего сына, и как тот, наверное, что стоил жизни деду Франсуа…

Франсуа долго преследовал добычу и наконец настиг в чаще. Зверь кинулся на охотника. Франсуа встретил его натиск как подобало — приставив рогатину к груди. Удар оказался чудовищный; кабан, пораженный острием под лопатку, свалился замертво, но и Франсуа в тот же самый миг пронзила жестокая боль: его ребра, все еще не зажившие после пытки наковальней, не выдержали.

Поддерживаемый Оруженосцем, он с трудом добрался до Вивре. Ему пришлось две недели проваляться в постели, и к тому же лекарь объявил, что еще несколько месяцев ему придется жить с забинтованной грудью. А прежде чем появится надежда, что Франсуа сможет надеть доспехи и отправиться на войну, должно пройти не меньше года.

Это случилось в середине ноября 1362 года. Для Франсуа началась долгая пора бездеятельности. Чтобы развеяться, он наблюдал за строительством того, что еще надлежало завершить в замке: обводной стены, большого зала и часовни. Он зазвал в замок столько скоморохов, сколько смог отыскать, и с готовностью оказывал гостеприимство каждому путешественнику. От них-то Франсуа и узнавал новости о событиях, в которых сам принять участия не мог.

Начиная с октября дофин Карл стал регентом королевства. Иоанн Добрый полностью оставил наследнику ведение дел в королевстве, чтобы довести до благополучного конца свою давнюю затею с крестовым походом. Для этого король Франции отправился к Папе в Авиньон. А поскольку путь ему преграждали «роты», обнаглевшие после своей победы при Бринье, то его величество избрал для поездки левый берег Соны, который, будучи территорией Германии, пребывал в мире.

В Авиньоне Иоанн был благосклонно принят новоизбранным государем-понтификом Урбаном V, подтвердившим решение своего предшественника, который назвал Иоанна Доброго главным полководцем будущего крестового похода. С этого момента король был всецело поглощен набором войска. Но, к его удивлению, французские рыцари остались глухи к священным призывам…

Франсуа все еще был болен. Ему с трудом давалось дыхание, и он очень быстро уставал. Следуя советам врача, он упражнялся терпеливо и методично: короткие схватки с легким деревянным оружием и длинные прогулки на какой-нибудь смирной лошадке, да и то лишь шагом.

Однако сир де Вивре быстро шел на поправку, и во многом — благодаря Ариетте. Со времени возвращения Франсуа в Вивре они почти не занимались любовью, но в начале 1363 года Ариетта решилась, наконец, перейти к действиям. В своем предприятии она была терпелива, упряма и даже безжалостна. Каждую ночь между супругами разворачивалась неравная схватка. Никогда еще роли победительницы и побежденного, которые они себе присвоили, не были столь очевидны. Глухая к протестам и даже мольбам своего мужа, Ариетта шутя добивалась победы и вовсю наслаждалась ею. Однако мало-помалу и Франсуа открыл у себя второе дыхание, и их усилия даже уравновесились, хотя, как то и было обусловлено заранее, в конце его ожидало неизбежное поражение…

Их супружеское рвение увенчалось чудесным событием: в начале весны Ариетта объявила Франсуа, что беременна. Узнав об этом, он не скрывал радости, но некая тень все же омрачала его чело. Ариетта догадалась о ее причине.

— Успокойтесь. Этот выживет…

— Откуда вы знаете?

— Я поняла предсказание Тифании: Изабелла родилась первой и в нечетный год. Этот ребенок будет третьим, и тоже в нечетный год. Бедняжка Катерина была второй, в тысяча триста шестьдесят втором году…

Франсуа гораздо меньше жены верил такого рода предсказаниям, но, тем не менее, это его успокоило. Хотя одна мысль снова смутила его ум.