Жан-Франсуа Намьяс - Дитя Всех святых. Перстень со львом

Маргаритка повернулась к Франсуа с выражением нескрываемой гордости. У нее даже глаза ярче заблестели.

— Вот, смотрите! Как раз здесь впервые и случилось, чтобы кто-то кого-то полюбил и от любви умер!

Франсуа вовсе не хотелось улыбаться. Конечно, это случилось здесь, на этом самом месте, на этом пустынном, иссеченном морщинами пляже. Он не мог оторвать глаз от Маргаритки.

— Когда остальные звери увидели, что русалка умерла, они похоронили ее под тем плоским камнем. Но они слышали ее песню и теперь не могли забыть. И они все повлюблялись и умерли с горя. Однако Бог по доброте своей снова их всех пересоздал, только уже по двое, самца и самку. Это были звери Рая Земного…

Они добрались до места. Со стороны моря, совсем близкого, доносился легкий равномерный гул, словно оно тоже внимало рассказу девушки и тихонько поддакивало время от времени.

— Но русалку, за то, что она была всему этому причиной, Бог пересоздал одну, без спутника. Вот почему она поет в море. Она поет о своей любви морякам, ведь они похожи на ту статую. Но моряки — самцы только для женщин, а не для русалок.

— А она не умерла с тех пор?

— Нет, потому что Бог в наказание пересоздал ее бессмертной. А та, которая умерла, так и лежит в могиле под этим камнем.

Маргаритка вспрыгнула на русалочий камень и протянула руку Франсуа, словно это ей надлежало помочь ему взобраться, а не наоборот. Он отказался от протянутой руки и залез самостоятельно. Они были одни. Вокруг, насколько хватало глаз, не было никого и ничего. Франсуа вдруг охватило сильнейшее волнение. Ему почудилось, что они с Маргариткой — первые люди на земле.

— А ты сама слышала, как она поет?

— Да, в те дни, когда дует сильный ветер.

— Сможешь мне спеть эту песню?

Маргаритка запела. Голосок у нее звучал трогательно, чуть подрагивая. И хоть мелодия была грустная, девушка напевала ее как-то жизнерадостно, что придавало песенке особое волшебство. При этом она не переставала улыбаться и покачивать головой из стороны в сторону. Когда Маргаритка умолкла, Франсуа не нашелся что сказать. Его смущение и беспокойство возрастали с каждой минутой.

И опять девушка заговорила первой:

— Я ее даже видела, эту русалку!

— Где? В море?

— Нет, в небе. Вам родители не говорили разве, что такое облака?

Опять Франсуа вынужден был сознаться в своем невежестве.

— В облаках есть все то же самое, что и на земле, только все перемешано. Поэтому те, кто разлучился на земле, могут найти друг друга в облаках. Я сама много-много раз видела русалку с ее статуей. Может, мы и сегодня их увидим.

Маргаритка легла на плоский камень. Франсуа сделал то же самое. Лежать было неудобно из-за ракушек, но он этого не замечал. Маргаритка тихонько засмеялась.

— Облака — это развлечение для любовников. Для тех, что ложатся днем…

Франсуа долго искал в облаках. Он бесконечно странствовал по заливам, морям, островам и волнам этого отражения земли. И в какой-то момент вдруг понял, что отнюдь не в облаках ему надо искать. Любовь жила внутри него; Маргаритка была русалкой, а он — тем самым юношей… Так просто; любовь оказалась рядом. Она была неоспорима и непостижима, она в себе самой заключала очевидность. Франсуа встал, повернулся к своей спутнице и произнес едва слышным голосом:

— Маргаритка, я тебя люблю.

Маргаритка ничем не проявила удивления. Наоборот, она откликнулась так, будто это была самая естественная вещь на свете:

— Я тоже тебя люблю.

Наступило долгое молчание. Франсуа спросил:

— Что же нам теперь делать?

— Надо помолиться святой Флоре. Это она заботится о влюбленных.

Франсуа вслед за Маргариткой преклонил колена на плоском камне. Конечно, он был добрый христианин, верил в Бога и дьявола, но никогда не отличался особой набожностью. Бессознательно он считал, что это пристало скорее книгочею, а не рыцарю. Однако он почувствовал вдруг, как его впервые охватывает молитвенный восторг. Никогда раньше он не молился с таким жаром и благоговением. Когда он поднял, наконец, голову, ему показалось, что он вернулся откуда-то издалека.

Маргаритка посмотрела на него, и он, повинуясь внезапному порыву, поцеловал ее. То, что он испытал в этот миг, разом затмило и поцелуй Ивейна, и все ласки Марион. Но уже давным-давно Франсуа и думать забыл и об Ивейне, и о Марион…

Они долго оставались на русалочьем камне и покинули свое пристанище только тогда, когда его начал заливать прилив. Потом бродили по пляжу. Маргаритка спросила его:

— А вы знаете про линии моря?

Франсуа покачал головой, не ответив. Маргаритка, совершенно счастливая оттого, что опять может чему-то его научить, радостно защебетала:

— Это как линии руки. По ним предсказывают будущее.

— А где они?

— Их можно самим сделать. Вы какую хотите: линию жизни или линию любви?

В этот момент Франсуа весьма мало заботила длительность его жизни. Зато о любви он хотел знать все. Он ответил:

— Линию любви.

Маргаритка отошла на несколько шагов. Франсуа смотрел, как она прочерчивает линии на сморщенном песке. Она шла пятясь, легко переступая маленькими ступнями, но выглядела при этом очень сосредоточенной, со сморщенным лбом и пристальным, опущенным книзу взглядом.

Когда она закончила, на песке остались три длинные линии метров по десять каждая. Маргаритка указала сначала на ближнюю к Франсуа полосу, потом на дальнюю:

— Здесь рай, там ад. Вы должны закрыть глаза и прочертить одну линию поперек. Если наткнетесь на ракушку, это будет ваша любовь. Если она окажется в раю — значит, счастливая, если в аду — несчастная.

Франсуа повиновался. С закрытыми глазами он пересек первую линию и почти сразу же наткнулся на раковину литторины [12]. По всей очевидности, это и была его любовь к Маргаритке. Он хотел остановиться, заявив, что больше ни одной любви в жизни у него не будет, но девушка заставила его продолжать. Вскоре он наткнулся на устрицу. Затем пересек черту, отделявшую «рай» от «ада», и повстречал еще одну любовь, на этот раз длинную ракушку из тех, что зовут «ножами». И достиг, наконец, третьей, и последней, черты. Это было все: три любви суждены ему в жизни, две в раю, одна в аду… Маргаритка, как ни в чем не бывало, подобрала и устрицу, и литторину, и «нож».

— А у меня у самой всего одна любовь, зато в раю…

Франсуа не знал, что ответить. Он вдруг осознал, как много времени прошло. Солнце опустилось совсем низко, и в замок до темноты ему не поспеть. Он сказал об этом Маргаритке, которую, казалось, это ничуть не обеспокоило.

— Поедемте к нам домой. Верхом на вашем коне мы быстро туда доберемся.

Маргаритка жила со своей бабушкой в необычной хижине на сваях, расположенной в укромной бухточке. Место было совершенно пустынное, и доступ туда — весьма непрост; Франсуа приходилось крепко держать Востока, чтобы тот не сломал себе ногу.