Жан-Франсуа Намьяс - Дитя Всех святых. Перстень со львом

— Я же сказала вам, монсеньор, мы должны пожениться…

Дыхание Ариетты де Сенклер стало затрудненным. В первый раз гербовый король обеспокоился ее состоянием.

— Вы ранены?

— Не знаю. Думаю, что…

— Я немедленно пошлю за хирургом!

Ариетта услыхала, как он кричит кому-то громовым голосом, и вскоре в палатку вошел хирург. С помощью старшины герольдов он снял с девушки латы, кольчугу, потом подкольчужник. Когда под всем этим обнаружилось зеленое платье, он сделался заметно неловок. На зеленом шелке показалась кровь… Было очевидно, что хирург, суровый мужчина с могучими руками, привычен к самым тяжким зрелищам, но, снимая платье и обнажая девичью грудь, он дрожал. Справа было сломано и вдавлено одно ребро. Хирург вытер пот со лба и остался стоять без движения.

Гербовый король резко прикрикнул на него:

— Ну, чего ждешь? Делай свое дело!

— Простите меня, монсеньор. Я ведь военный хирург и раньше пользовал одних только солдат. Я всякое видал: вывалившиеся внутренности, выколотые глаза, отрубленные конечности… но раненую женщину — никогда!

— Сейчас же возьми себя в руки, не то посажу под замок и велю судить. Осмотри рану! Это серьезно?

Хирург снова промокнул себе лоб и склонился над девушкой. Ариетта, полностью сохранившая сознание, безмолвно глядела на обоих мужчин. Хирург, наконец, выпрямился.

— Без раскаленного железа не обойтись.

— Ну так делай! Чего ждешь?

— Ничего… Ничего, монсеньор. Сейчас начну…

Хирург послал за жаровней, и полчаса спустя все было готово к операции. Гербовый король удалился. Он решил не предавать дело огласке. Только его государь, Эдуард III, будет поставлен в известность и сам решит, какой ход этому дать. Что касается его, старшины герольдов, то он выскажется за снисхождение. Ариетту де Сенклер надлежит содержать под стражей в Хертфордском замке до тех пор, пока не будет внесен выкуп за Иоанна Доброго. Тогда она сможет получить свободу и последовать за ним во Францию, где и соединится со своим суженым.

Оставшись с раненой наедине, хирург вытащил из пылающих углей раскаленное железо. К несчастью для себя самой, Ариетта по-прежнему была в сознании.

— Мужайтесь…

Хирург чуть было не добавил по привычке «сударь», но, взглянув на правую грудь девушки, под которой ему предстояло оперировать, в последний миг поправился:

— …сударыня.

Ариетта не закричала. Она наблюдала за действиями хирурга. Она даже не отвела свой оставшийся ясным взгляд, когда по палатке разнесся запах паленой плоти. Убирая железо, хирург спрашивал себя, какой герой, какой бог сумел внушить к себе такую любовь.

А героя тем временем рвало. Суденышко, на которое его поместили, покинуло Темзу и, подгоняемое крепким бризом, вышло в открытое море. Качка была сильная, но отнюдь не она сделалась причиной охватившей Франсуа дурноты. Страдал он скорее из-за зелья, которым угостила его Ариетта и к которому добавилась застоявшаяся рыбная вонь. В полубессознательном состоянии, еле ворочая языком, Франсуа обратился к Туссену:

— Зачем мы вернулись к Мортимеру?

— Вовсе мы не у Мортимера.

— Но как же… я ведь чувствую капитаншин запах…

Франсуа вдруг забеспокоился.

— Туссен, я ничего не вижу! Я опять ослеп!

— Ничуть не бывало! Не беспокойтесь. Просто сейчас ночь, хоть глаз выколи.

— Туссен, что со мной? Хочу спать…

— Это лучшее, что вы можете сделать.

— А турнир? Ничего о нем не помню…

— Об этом я вам завтра расскажу. Спите пока.

На следующий день Туссен действительно рассказал своему господину подробности вчерашнего приключения: об уколе, которым Ариетта его усыпила; о плане побега, который она выдумала; о том, как невозможно было противиться воле этой богини, облеченной в железо; о том, как она вместо него вышла на бой… Франсуа молчал. Он не был удивлен по-настоящему. Он уже давно почувствовал по ее голосу, что она способна на все. Действие снотворного рассеивалось медленно. Только об этом он и успел подумать в тот миг, вновь скатываясь в тяжелое забытье.

Несмотря на благоприятный ветер, плавание длилось еще несколько часов, поскольку капитан, опасаясь приставать к берегу в Кале или в Соммской бухте, то есть в английских владениях, сильно забрал к югу. К концу дня он добрался до устья Сены, где и высадил своих пассажиров.

Ближайшая рыбачья деревушка называлась Лёр. Можно было только удивляться, обнаружив столь скромное поселение у впадения такой крупной реки; но как знать, не поднимется ли на этом месте много позже большой город? [20]Пока же Франсуа с Туссеном не удалось раздобыть себе лошадей в этом захолустье, и, чтобы добраться до Руана, им пришлось пересесть на другое судно.

На протяжении всего плавания Франсуа хранил молчание. Придя, наконец, в себя, он размышлял о событиях, которые пережил. Любопытно, но за Ариетту он не беспокоился. Слишком прекрасен был ее поступок, чтобы с ней могло что-нибудь случиться. Бог не допустит подобной несправедливости. Ведь он сам соединил их судьбы ради этого восхитительного приключения.

Просто Ариетта была женщиной его судьбы, вот и все. Франсуа давно это знал, но теперь ощутил с новой силой. Как давно он любил ее? Он не смог бы ответить наверняка. Тут не было какого-то определенного момента, как с Маргариткой. Вероятно, это произошло с самого начала, в тот миг, когда, пораженный схожестью их судеб, он взял ее за руку.

В первый раз Франсуа по-настоящему размышлял о Маргаритке. Он любил ее неистовей, безудержней, чем Ариетту, но две эти любви не имели никакого сходства. Одна была внезапным взрывом, другой предстояла долгая жизнь, и даже меньший ее накал был тому порукой. С Маргариткой он пустился в безумный галоп, а с Ариеттой ехал ровной рысью, как и подобает, собираясь в долгое путешествие длиной в целую жизнь. И Франсуа был уверен, что вместе они преодолеют любые препятствия. Редкая пара могла бы сравниться с ними. Ради него она оказалась способной на все, и только что это доказала; ради нее он готов горы свернуть…

Но пока берега Сены плавно проплывали мимо, Франсуа думал не только об Ариетте. Он вспоминал, как плыл на другом корабле в Англию и как воображал тогда, что попусту теряет свое время. Насколько он опять оказался глуп и самонадеян! Никогда, с самого начала своей жизни, Франсуа не знавал подобных потрясений.

Как это странно! Всякий раз, пустившись в странствие, он познавал что-то очень важное, и всякий раз возвращался измененным, иным. Когда он покинул своего дядю и отправился в Броселиандский лес, он познал свои слабости, свои пределы и понял необходимость противостоять самому себе. В Англии вместе со слепотой его ожидали другие открытия. В первую очередь — дружба Туссена, без которого он не выжил бы; затем — эта удивительная способность разгадывать любого человека по звуку его голоса; и, конечно, Ариетта…