Вячеслав Каликинский - Легионер. Книга первая

Наведя в Польше порядок, Кауфман вскоре получил новое назначение, связанное с его умением работать с инородцами. На сей раз путь генерал-адъютанта лежал из прохладных северо-западных областей России в знойную Азию.

Причислиться к экспедиции Кауфмана было непросто: генерал лично отбирал всех претендентов. Ничьи протекции во внимание им не принимались. Карл Ландсберг сделал ставку на протекцию, игнорировать которую Кауфман просто не мог: его собственную!

Помогло Карлу то, что в самом начале лета 1875 года неотложные дела призвали Кауфмана из далекого Туркестана в Петербург. Эта командировка было генералу не ко времени: во вверенном его попечению крае было крайне неспокойно. Торопясь закончить в столице все дела и поскорее отправиться обратно, Кауфман до предела сократил список обязательных визитов и даваемых аудиенций. Многих визитеров отсеивали его адъютанты и порученцы, а из ежедневно подаваемого ими списка просителей Кауфман собственноручно вымарывал, как правило, больше половины имен, порой весьма «громких».

Однажды, просматривая уже изрядно «прореженный» адъютантами список лиц, добивающихся его аудиенции, генерал-адъютант увидел уже вычеркнутое кем-то из них знакомое имя. Фон Ландсберг, претендент на офицерский чин, из вольноопределяющихся.

Генерал неистово затряс колокольчиком. Удивленному и испуганному дежурному офицеру он велел разыскать сына Ландсберга-старшего, человека, которого он глубоко уважал.

Пока порученцы метались по столице в поисках какого-то «вольнопера», Кауфман с грустным удовольствием вспоминал давние годы знакомства с его отцом…

Главным противником Кауфмана, считавшегося во время своего губернаторствования на Северо-Западе фактическим наместником императора, была помещичья вольница. С противниками реформ наместник обходился довольно жестко. Столь же жестко и без оглядок на оппозицию Кауфман проводил в этих краях и крестьянскую реформу государя.

Отец Карла Ландсберга оказался едва ли не единственным в Ковенской губернии помещиком, воспринявшим реформу не враждебно, а с пониманием. Исполняя Высочайший Указ, он выделил освобожденным крестьянам земельные наделы, безоговорочно признал дарованные царским Манифестом крестьянские права. Безоговорочному принятию Ландсбергом реформ был немало удивлен и сам генерал-губернатор Кауфман. И как-то раз, будучи с инспекционной поездкой в Шавлинском уезде Ковенской губернии, он нарочно завернул в поместье Ландсбергов.

Его приняли здесь радушно, но без подобострастия. В ожидании ужина хозяин предложил генерал-губернатору партию в шахматы. Будучи незаурядным шахматистом, Кауфман в этот раз играл невнимательно и сразу допустил несколько серьезных просчетов.

– Почему вы не противодействуете крестьянской реформе, герр Ландсберг? – наконец спросил он у хозяина.

– Ваше сиятельство изволили воевать на Кавказе? – помолчав, вдруг неожиданно ответил старый Ландсберг. – А доводилось ли вашему сиятельству мочиться в горах?

Он, к ужасу свиты Кауфмана, выразился, гораздо прямее, по-солдатски. И, не дожидаясь ответа, продолжил:

– Смею предположить, что, облегчая свой мочевой пузырь, вы никогда не делали этого против ветра, ваше сиятельство! Такие попытки обречены на конфуз. Так и со мной, ваша светлость: никто не осмелится назвать фон Ландсберга трусом. Но ссать против ветра – не храбрость, а глупость. К тому же мои предки, отдавая шпагу царю Василию, поклялись всегда быть верными слугами своему сюзерену.

С того памятного визита и до конца своего генерал-губернаторства на Северо-Западе фон Кауфман пользовался всякой оказией, чтобы хоть ненадолго завернуть в поместье фон Ландсберга…

…Карла каким-то чудом все же разыскали. Поговорив пять минут с молодым кандидатом на офицерскую должность, Кауфман спросил прямо – не желает ли Карл, чтобы он, в память об его отце, исхлопотал ему место в столичном гарнизоне? Карл покраснел и попросил у генерал-губернатора другой милости – быть причисленным к одному из отрядов, направляемых в Туркестан, на подавление бунтовщиков в Хиве.

– Но у нас там идет настоящая война, молодой человек! Там мало возможностей сделать карьеру, зато много шансов потерять голову! – поднял брови Кауфман.

– Мне нужна не карьера, а боевой опыт под вашим предводительством, ваше сиятельство!

– Вот единственная милость, которую в роду Ландсбергов просят у власть имущих, господа! – Кауфман поглядел на свою свиту с торжеством.

И уже на следующий день Карл фон Ландсберг, причисленный к 7-й Саперной роте, самолично старательно пришивал к мундиру и белой форменной полевой рубахе погоны прапорщика. А потом написал письмо домой:

«Дорогой Генрих, волею Божией я закончил школу вольноопределяющихся. Сумма набранных мною баллов за успеваемость и экзамены удержала меня в первой пятерке моих товарищей, которые готовятся нынче к экзамену на первый чин гвардейского офицера. Это будет происходить на военных сборах, в православный праздник Преображения Господня, т. е. 6 августа. Сборы всех петербургских юнкеров проходят в Красном Селе, в присутствии и с благословения Государя Императора. После экзамена всем будет выдано по 400 руб. подъемных и предоставлен 28-дневный отпуск.

Тем не менее, следуя твоим советам и пожеланиям, я решил не сдавать экзаменов на офицерский чин, т. к. служба в столичном гарнизоне, тем более в гвардейских частях не подходит для недостаточно обеспеченных господ-дворян. Из рассказов офицеров, которые являются нашими отделенными командирами, я уяснил, что жалованье в первые годы службы составляет у них 39 руб. 75 коп., между тем как постройка одного парадного мундира обходится здесь у хорошего портного в 90 руб. Гвардейцам же, дежурящим в резиденциях Государя Императора и посещающим рекомендованные балы, таких мундиров в год нужно не менее трех. Весьма обременительны и текущие расходы, размер которых настолько велик, что многие господа офицеры ужинают через день, причем в эти благословенные дни часто вынуждены довольствоваться французской булкой и чаем.

Для наглядности опишу тебе, любезный брат Генрих, частичные расходы моего командира – который не пьет вина, не тратит деньги на табак и не играет. Офицер платит взносы в библиотеку, в офицерское собрание, на аптеку и ремонт одежды 35 коп. в месяц. Кроме этого, обязателен взнос в заемный капитал, 7 руб. полковому портному, в собрание за обеды 9 руб., в полковую лавку за чай, сахар, ваксу, керосин, бумагу – 7 рублей. Платить надо прачке (2 руб.), а кроме этого, надо платить за товарищеские обеды, по подписке на Пасху, на рождественскую елку, на всякие полковые праздники (1 р. 50 коп.). Много средств отнимают любительские спектакли, газеты и журналы, белье, баня. И прочая, и прочая, и прочая… Дефицит средств, по уверению господ офицеров, достигает 8 – 10 рублей даже в провинции. Что же касается службы в столице, то здесь дефицит еще больше.