Михаил Попов - Белая рабыня

— Не слишком ли будет богат событиями ваш сегодняшний день? — спросил капитан Фаренгейт.

— На что вы намекаете?

— На то, что если вы согласны с моим планом, то приводить его в действие нужно сегодня ночью.

— К чему такая спешка, нельзя ли хотя бы завтра?

— Нам нужно подготовиться, — сказал Бакеро.

— Это ваши заботы. Люди, с которыми я обо всем условился, ждать не могут. До следующей ночи они, скорей всего, просто не доживут.

— Почему, черт возьми?

— Потому что всем в лагере известно, что они мои сторонники. И когда выяснится, что меня в лагере нет, а выяснится это завтра утром, они не проживут и часа.

Дон Мануэль задумался. Мысленно он проклинал этого хитрого англичанина — с ним никогда нельзя было быть уверенным, что ты обыграл его окончательно, всегда в запасе у него есть неожиданный ход.

— Ну что ж, — сказал он, — если положение дел таково, что нам нужно выступить сегодня ночью, мы выступим сегодня ночью.

— Около полуночи, — уточнил англичанин.

— Около полуночи, — как эхо, повторил алькальд, — стало быть, венчание переносится, и я приглашаю гостей в собор святого Бернарда не вечером, а ночью. Я намереваюсь жениться сразу после боя. Отпразднуем одновременно и победу, и свадьбу.

— Вы не захотите даже выспаться перед таким событием? — спросил дон Отранто.

— Я рассчитываю хорошенько выспаться сразу после него, — хохотнул дон Мануэль.

Только человек непосвященный мог расценить действия алькальда как странные. Такие тоже были в помещении. Но кое-кто уже давно догадывался, что дон Мануэль больше, чем англичан, боится своего дядю. Эти понимающе улыбнулись. Дон Мануэль, на их взгляд, поступал совершенно правильно. Пока эти волки из метрополии будут дрыхнуть, корсары будут благополучно перебиты, а свадьба сыграна. В этой ситуации сам сатана не посмеет вмешаться и настаивать на своих правах, каковы бы они ни были. Более того, можно будет просто-напросто запереть ворота Санта-Каталаны, и если одноглазый ревнивец попробует заставить свою испанскую армию осаждать испанскую крепость, она выйдет из подчинения.

Дон Мануэль размышлял и над тем, что неплохо было бы обвенчаться с Элен до выступления и отправиться в битву из-под венца, с бала на корабль. Но он понимал, что Элен никогда не согласится на это, не увидев Энтони на свободе, а отпустив его, дон Мануэль лишался возможности влиять на капитана Фаренгейта и, стало быть, на исход экспедиции против пиратов. Все досконально взвесив, алькальд принял то решение, которое высказал вслух.

Командор Бакеро и другие офицеры немедленно отправились в казармы. Решено было, для того чтобы добиться исчерпывающего результата в этой ночной атаке, употребить почти все наличные силы — шесть рот пехоты.

Испанцы испытывали инстинктивный страх перед рукопашными столкновениями с пиратами, особенно если это столкновение должно было произойти ночью. Поэтому сначала солдаты заволновались. Но когда им объяснили, что стрелять придется в спящих, они приободрились.

Капитан Фаренгейт остался сидеть в той же зале, где происходил совет, и под весьма усиленной охраной, что вызвало его ироническую улыбку. Дон Мануэль не слишком доверял своему неожиданному союзнику и будущему родственнику. На тему доверия ему обменялись мнениями и помощники алькальда.

— Не слишком ли безоглядно мы кинулись в объятия этого англичанина, сеньор Бакеро? — спросил дон Отранто.

— Когда бы я сам не видел в подзорную трубу, как он застрелил одного из своих людей перед палаткой, я бы поостерегся верить его байкам о бунте среди корсаров.

— И тем не менее я считаю, что дон Мануэль поступил правильно, посадив молодого Фаренгейта под замок до окончания экспедиции. В любовь этого волка к детям я верю больше, чем в ненависть к его бывшим соратникам.

Лавиния изнывала от бесплодного ожидания на борту «Агасфера»; ей боялись показаться на глаза и лакеи, и офицеры корабля. За малейшую провинность или даже неловкость она была способна отправить человека на нок-рею. Мисс Биверсток сидела у себя в каюте и раскидывала пасьянсы, и они все время у нее сходились, тоже, видимо, из страха перед ее гневом.

Троглио вбежал в каюту госпожи почти без стука, а это можно было объяснить только чрезвычайной причиной.

Лавиния подняла на него испепеляющий взгляд. Ей не понравилось, как он выполнил ее последнее поручение, и генуэзец попал в опалу.

— Миледи, — задыхался он от нетерпения.

— Говорите же, мистер Троглио.

Наконец Троглио преодолел волнение и выпалил:

— Красные занавеси!

— Что ты сказал?!

Он повторил.

Лавиния одним движением руки смахнула карты со стола и скомандовала:

— Одеваться!

Управляющий удивленно спросил:

— Вы собираетесь отправиться сами?

— Неужели ты думаешь, что такое дело можно поручить кому бы то ни было?

— Ну, я не знаю…

— Вот лично ты не оправдал моего доверия. К тому же мужчине лучше не соваться, когда отношения между собой начинают выяснять женщины.

— Мне оставаться на «Агасфере»?

— Это еще почему?! Ты поведешь нас в город, ведь ты уже протоптал туда тропинку, не правда ли?

Уже давно у мисс Биверсток был готов мужской костюм из черного бархата. Он очень ей шел помимо того, что в предпринимаемом деле был намного удобнее женского. Волосы Лавиния с помощью служанки хитроумным образом спрятала под широкополой шляпой. Теперь единственным, что слегка выдавало в ней женщину, оставались башмаки: хотя и мужского покроя, но слишком изящные, с красными каблуками и золочеными пряжками.

Троглио хотел было что-то сказать по этому поводу, но раздумал. Когда его госпожа находилась в таком состоянии, как сейчас, к ней лучше было не лезть с советами.

— Надеюсь, миледи, вы не прикажете спускать шлюпку немедленно? — осторожно заметил управляющий, когда Лавиния появилась из-за ширмы в полной боевой готовности.

— Конечно, прикажу, а почему нет?

— Нам так или иначе придется ждать наступления темноты, лучше здесь, на борту, чем на берегу. Ведь, насколько я понимаю, желательно, чтобы наше появление в городе осталось тайной для всех.

— Сколько нам придется ждать?

— Часа два или чуть меньше. — Троглио хотел сказать «чуть больше», но не посмел.

— Ладно, подождем, ты пока подбери несколько хороших стрелков и фехтовальщиков. Может статься, они нам понадобятся. Пусть это будут добровольцы — обещай хорошо заплатить.

Когда Троглио ушел, Лавиния не стала раскладывать пасьянсы, она открыла свой секретер и вытащила оттуда старинный восточный кинжал со слегка искривленным лезвием, долго рассматривала его, вытащив лезвие из серебряных ножен. Это напоминало принесение некой клятвы. После этого Лавиния достала из того же самого секретера небольшую перламутровую коробочку, сняла с нее крышку и осторожно принюхалась. По комнате распространился едва ощутимый, но очень волнующий запах. Эта коробочка была из наследства, оставленного тем, первым Биверстоком, алхимиком, колдуном и исследователем индейских древностей. В отличие от прочих своих родственников Лавиния не поленилась и хорошо разобралась в его записях и сумела воспользоваться кое-какими из созданных им составов.