Том Шервуд - Мастер Альба

Португалец ещё не осознавал, что сильнее любого родства и любых мельниковых денег теперь будет хранить его эта возможность – произнести при случае: “Я ужинал с самим Энхельмо Туринским”.

Трапеза, очевидно, подходила к завершению, и с такой же очевидностью новоявленный владелец острова понимал, что аббата грызёт злая досада – отдал частичку монастырской земли, – и за грошик, да ещё потерял дровосека. Ко всему этому примешивалась и зависть – ничтожный мальчишка, поднял счастье с дороги. И эту досаду и злость сумел Португалец ублагостивить, и опять же с огромной пользой для себя самого.

– Ваше святейшество! – дрогнувшим голосом проговорил он, уже встав из-за стола и порядком покланявшись. – Примите маленькое покаяние!

– А что такое? – возлюбопытствовал сытый и довольный Энхельмо.

– Вот такое счастье мне, – заговорил, волнуясь, Португалец, сжимая в руках подписанные и с печатями бумаги, – а я-то человек неблагодарный…

– Да?

– Увы – да. Я много лет жил в семье монастырского дровосека. Он меня кормил много лет, обучал ремеслу. И вот он сказал, чтобы я женился на его единственной дочери. Но она хрома, как и её отец, и лицом неприятна. Я отказался и понимаю сейчас, что отказал благодетелю.

– Прошу позволения смиренно заметить, ваше святейшество, – подкрался вспыхнувший от злорадства аббат. – Эту неблагодарность исправить легко. Утром же обвенчаем!

– И я сам буду присутствовать при венчании, – кивнул важно Энхельмо. – А там, глядишь, и мою карету починят.

– Иди, вольный человек, – сказал Португальцу почти довольный аббат. – И утром приходите сюда все – и ты, и наш хромой дровосек, и его неприглядная дочь. Ведь сад-то растить – легче с помощницей!

И аббат гаденько рассмеялся.

Два кабана с волчьими клыками, с мордами, наполненными растерянностью и гневом, стояли в кабинете – нет, не аббата, но тоже достаточно влиятельного в монастыре человека.

– Как же так? – хрипел с клёкотом мельник. – Ведь был уговор! Вот и деньги!

– Опоздали немного, – отвечал сурово монах. – Сам аббат обвенчал. И ему – вольную грамоту…

– К чёрту грамоту! – закричал со слезой в голосе толстый мельников сын. – Как ему, чужаку, отдали в жёны такую красавицу! Как же вышло? Как же я-то теперь? Я её с детства своей считал!

– Красавицу? – усмехнулся монах. – ну, это на какой вкус. Я сам её видел.

– И что теперь можно сделать? – выспрашивал мельник. – Может, денег добавить?

– Для чего? – не понял монах.

– Отменить! Всё отменить!

– Отменить? Союз, скреплённый благословением инквизитора?! Вон! Вон отсюда! Я никогда этого не слышал!..

А Португалец и Абигаль торопливо работали вёслами, подводя лодку к своему, со стеной молоденьких сосен, острову. Когда осмоленный нос её коснулся каменистого берега, Абигаль положила весло и, склонившись за борт, зачерпнула горстью воды и обмыла лицо. Потом подняла его – красное, с огромным распухшим носом, в вуали из тонких хвостиков измазанных сажей волос, взглянула на мужа – и они тихо и счастливо рассмеялись.

– Как же ты, – сияя счастливой улыбкой, говорил Португалец, – догадалась пчёлок на нос посадить? Больно ведь!

– А как я хромала? – веселилась, снова зачерпывая воды, Абигаль. – Меня даже жалели!

– Но меня всё-таки больше!

Вытащив лодку на берег, они пошли наверх, к саду. Поднимались по пробитой семь лет назад тропинке, на которой в особенно крутом месте были выложены четыре массивные каменные ступени. Шли со стороны протоки, где и оставили лодку: берег острова, обращённый к деревне, выглядел безжизненным и заросшим.

– Кто бы мог подумать, – воскликнула Абигаль, когда они поднялись на плоскую, в виде подошвы, вершину острова, – что у нас будет собственная земля! И что нам не придётся скрывать наши яблони!

Она часто дышала – и от быстрых шагов по крутой тропе, и от наполнявшего её счастья.

– Птичка моя, – сказал, не скрывая своей тихой радости, Португалец, – выбери место, где мы поставим наш дом.

– Наш дом ?!

– Наш дом. Ведь у нас есть собственный земельный надел, и нигде, кроме как на нём, мы жить не можем. Так что нужно здесь ставить домишко – какой уж получится, хоть хижину.

– Но из чего же мы его будем строить, – взволнованно развела руками Абигаль, – у нас же нет брёвен!

– Нужно-то всего с десяток ёлок. Жаль, что наши ещё не успели вырасти. Да они бы и не сгодились.

– Где же мы возьмём десять деревьев?

– Не знаю ещё. Но, думаю, Бог поможет.

– Правда?

– Конечно. Если бы мы затевали какое-то злое или подлое дело, тогда удачи бы не было. Но ведь мы делаем дело доброе. Стало быть, и помощь нам будет.

– Тогда… – Абигаль взяла его за руку и повела к каменистому холму в оконечности острова, – тогда – вот здесь.

– У скалы? – удивлённо уточнил Португалец.

– Ну конечно! Вот смотри, задняя стена дома будет надёжно закрыта от ветра скалой. Потом – здесь возвышение, и отсюда весь остров и сад так прекрасно видны! Ну и главное: вот мы стоим на этом месте. Ты чувствуешь, как здесь хорошо?

– Да, милая. Всё точно так. Пусть дом будет здесь.

Он бегом спустился к лодке и принёс корзину с едой, большой лоскут грубо битого войлока и шерстяное тканое одеяло. Сноровисто, быстро они выложили круг из камней – очаг и устроили плоское – под войлок – возвышение. Португалец высек огня, и в каменном круге заплясал костёр. Потянуло уютным смолистым дымком. Они немного посидели, обнявшись, неотрывно и молча глядя в огонь. Потом оба спустились к протоке: Абигаль принялась мыть привезённые с собой овощи, а Португалец опустил в воду их плетёную ловушку для рыбы.

Сварили ухи в котелке, поели.

Подступал вечер. Взявшись за руки, Португалец и Абигаль отправились походить по своей земле. Они обошли весь остров – сначала по берегу, потом напрямик, переступая кое-где через камни, – по кустам, по своему яблоневому саду. Ночь опустилась на их маленькое владение. Они устроились на войлоке, под грубым шерстяным одеялом. Перестали плясать последние блики догорающего костра.

– Ты куда смотришь? – шёпотом спросил Португалец, касаясь губами щеки Абигаль.

– На звёзды.

Дом у них уже, кажется, был, но пока что без крыши. Ну и, понятно, без стен.

А через два дня пришла помощь, – та, о которой он говорил, самому себе не очень-то веря. Старый Ганс, за которым он отправился на своей лодке, сообщил ему, что прибегал за ним монашек – по делу, кажется, срочному. Португалец поспешил к аббату, гадая – что ещё внезапного произошло в его жизни.

У аббата был гость. Гонец из соседнего аббатства, в которое благополучно отбыл преподобный Энхельмо Туринский. Там он, оказывается, так расхваливал честного дровосека, что принимавший его настоятель отправил этому дровосеку подарок.