Дэн Карлин - Хардкорная история. Апокалиптические моменты от древности до наших дней

А теперь вместо дерущихся друг с другом боксеров представим себе более масштабное соперничество – между целыми обществами. Что произойдет, к примеру, если Соединенные Штаты Америки сегодня начнут войну со страной таких же географических размеров, с таким же населением, такого же экономического положения и военной мощи, с тем же вооружением и технологиями. И война эта будет жестокой, до безоговорочной капитуляции, когда города обеих стран будут лежать в руинах. Единственное различие между двумя странами в том, что народ, против которого мы сражаемся, население этой мифической зеркальной страны – наши деды.

Большинство тех, кто родился с 1900-х по 1930-е годы, сегодня уже мертвы, но они были частью той группы, которую сегодня называют «величайшим поколением» [9] Это название в 1998 году предложил журналист Том Брокау в одноименной книге. . Впрочем, в истории было немало тяжелых периодов и поколений, по сравнению с которыми такой эпитет звучит слегка глуповато. Тем не менее, по нашим меркам, представители величайшего поколения были очень стойкими – по-настоящему стойкими. И тому есть основания. Даже до Второй мировой войны эти мужчины и женщины более десяти лет жили в условиях колоссальных экономических трудностей – самых тяжелых в современной мировой истории.

Министр финансов в администрации президента Герберта Гувера Эндрю Меллон полагал, что биржевой крах 1929 года, положивший начало более чем десятилетнему экономическому коллапсу, – вещь хорошая. «Трудности избавят нашу систему от гнили, – говорил Меллон (эти слова приводятся в мемуарах Гувера). – Высокая стоимость жизни снизится. Люди начнут больше работать, вести более высокоморальную жизнь. Ценности укрепятся, а предприимчивые люди подхватят то, что упустили менее компетентные».

Если оценивать ситуацию с точки зрения Меллона, то, возможно, все так и было. Депрессия положила конец «ревущим двадцатым» – времени роскошной жизни, подпольных баров, джаза, веселых девушек, чарльстона и роста популярности кинематографа. То, что Меллону казалось бессмысленной распущенностью, для других было просто весельем. Когда денег становится мало, уже не до веселья.

Когда наступил коллапс, он погубил не всех, но почти половина населения неожиданно оказалась за чертой бедности. Это было очень тяжелое десятилетие. Истории того времени рвут душу, и очень трудно представить, чтобы такое могло быть к лучшему. Немногие в современном мире согласились бы пережить экономическую катастрофу масштабов Великой депрессии ради потенциальных позитивных побочных эффектов.

К началу Второй мировой войны целое поколение прошло через трудности и лишения. А теперь им предстояла самая тяжелая война в мировой истории. Война эта была ужасной, совершенно не похожей на конфликты XXI века. Сегодня великие державы несут незначительные потери, исчисляемые десятками человек, – из-за механического повреждения вертолета или взрыва самодельного взрывного устройства. Сравните это с сотнями тысяч погибших – такие потери США понесли во Второй мировой войне. На одной лишь Иводзиме за тридцать шесть дней боевых действий погибло около семи тысяч американцев, а общие потери составили двадцать шесть тысяч человек. И это только американские потери. А представьте себе миллионы погибших немцев или десятки миллионов китайцев и русских. Интересно, как мы сегодня отнеслись бы к подобным потерям.

И речь идет не только о переживании потерь – но и об их нанесении. Может быть, мы и могли бы это пережить, но, как говорил американский генерал Джордж Паттон, не так нужно побеждать своего противника [10] «Ни один шельмец никогда не одерживал победу в войне, погибая за свое отечество. Он одерживал победу, заставляя другого беднягу погибнуть за свое отечество». По словам генерал-лейтенанта Джеймса М. Гэвина, Паттон сказал это своим офицерам во время войны. . Вспомните американские бомбардировки: тысячи самолетов сбрасывали тонные бомб на города, где в одну ночь могли погибнуть десять-пятнадцать тысяч человек. Или представьте жизнь в Лондоне во время Блица, когда германские бомбардировщики бомбили город практически каждую ночь в течение восьми месяцев. Величайшее поколение знало, что над их головами армады самолетов и их бомболюки открыты.

А потом появилось абсолютное оружие – атомные бомбы. История показывает, что наши деды могли их использовать – и использовали [11] О том, каково это – сбрасывать бомбы или оказаться под бомбежкой, см. главы 7 и 8. . Можете ли вы представить себе, чтобы граждане наших обществ (в отличие от их правительств) сочли подобное развитие событий приемлемым?

Мы слишком цивилизованны, чтобы совершить подобное варварство. Но, значит, мы не смогли бы пережить то, что пережило поколение Второй мировой войны. Если оценить относительную стойкость поколения по шкале от 1 до 10, то величайшее поколение получило бы семерку. Если представить, что в комнате соберется десять человек, рожденных между 1900 и 1930 годами, то семь из них будет соответствовать нашему определению «стойкости». В поколении Х тоже есть стойкие люди: некоторые стали «морскими котиками», другие пешком пересекли Антарктику. Но, пожалуй, лишь двое из каждых десяти представителей этого поколения смогли бы проявить стойкость, необходимую для этого. Так что более стойкими стали далеко не все, а лишь определенный процент. И если этот процент высок, то поколение можно назвать стойким. Вот так можно попробовать применить эту концепцию к целым обществам. Но совершенно ясно, что подобная оценка кажется весьма странной.

В моралистических исторических трудах прошлого формула «тяжелые времена закаляют людей» была обоюдоострой. Времена мягкие и уютные делают людей мягче. Плутарх и Ливий, к примеру, считали, что праздность, трусость и отсутствие добродетели являются плодом чрезмерной расслабленности, роскоши и богатства. Чем больше «мягких» людей, тем более слабым становится общество. В те времена, где граждане должны были защищать свое государство в доспехах и с мечом в руках, подобная слабость становилась вопросом национальной безопасности. Возможно, мы живем в эпоху, когда стойкость в прежнем смысле слова утратила свое значение. Если это так, то какие преимущества «мягкое» общество имеет над обществом «стойким»?

Великий историк ХХ века Уилл Дюрант писал о мидийцах. Этот древний народ жил на территории современного Ирана. В те времена, когда писал Дюрант [12] В 1930-е годы. , мидийцев считали относительно бедным народом, скотоводами, которые объединились, чтобы сбросить иго Ассирийской империи, после чего стали крупной и самостоятельной державой [13] Со времен Дюранта взгляды на мидийцев кардинально изменились. Сегодня считается, что они были более богатым, мощным, организованным и сложным обществом, чем полагали более ранние историки. . Но вскоре, как писал Дюрант, «нация забыла о своей суровой морали и стоицизме. Высшие классы стали рабами моды и роскоши, мужчины щеголяли в расшитых штанах, а женщины увлеклись косметикой и украшениями».