Зинаида Шишова - Путешествие в страну Офир

– А что ему делается! – сердито отозвалась Тересита. – Напился до того, что стал ко мне свататься, а я ему в матери гожусь. Мол, таких красавиц, как я, он в жизни не встречал… Разве что есть у них на корабле какая-то красавица, но до той, как до звезды, не дотянуться.

Эрнандо оглянулся было на Франческо, но тот, смеясь, подал ему знак рукой – на этом, мол, разговор о Педро можно закончить.

– Отправили спать моего дружка? – только спросил он и посоветовал там же, под каштаном, уложить и Хосе.

Мария обрадовалась:

– Вот-вот, проснутся они уже со свежими головами… Может, и не вспомнят про болтовню свою.

– Теперь такое дело, сеньор Эрнандо, – озабоченно сказал Таллерте. – Хосе еще не сильно разобрало, когда он поведал мне, что для приема отца Лас Касаса хватило бы и его с Тереситой… А ведь брат ваш как-никак вице-король! У него, как говорит Хосе, двенадцать человек за столом прислуживают… Мы с Марией, может, не такие уж и расторопные, но кое-какую помощь Тересите оказать сможем.

– А я! – отозвался Франческо. – Я тоже могу вспомнить старину и, как подобает умелому слуге, прислуживать за столом. В Генуе мы с моим другом Орниччо часто принимали гостей сеньора Томазо… Думается, что сеньор Диего не запомнил меня… Да и не видались мы с ним уже много лет…

Не хотелось Франческо садиться за стол с высокопоставленными, как выразился Таллерте, но Эрнандо глянул на него с такой укоризной, что он тут же отказался от своего намерения.

Однако помогать на кухне Тересите справляться с вертелом или таскать из погреба тяжелые бочонки Эрнандо запретить ему не мог…

А вот Таллерте оказался таким знатоком в приготовлении приправ, что Тересита усомнилась в том, что он всю жизнь был оружейником.

Заботливо оглядев накрытый для гостей стол и улыбнувшись тому, как Мария безуспешно старается застегнуть не сходящийся на ее талии праздничный передник Тереситы, Эрнандо вдруг отозвал Франческо в сторону:

– Вы, вероятно, уже знаете, что наш отец Бартоломе вступил в доминиканский орден?

Если бы сейчас внезапно грянул гром, если бы огонь, вырвавшись из печки, вдруг захлестнул всю комнату, это не так ошеломило бы Франческо, как слова его друга.

Ведь и от самого Эрнандо, и от сеньора Гарсиа, и от попутчиков по дороге в Севилью, да и от того же садовника Хосе Франческо знал, как эти люди чтут чистоту, честность и непреклонность отца Бартоломе де Лас Касаса!

Не щадя себя, отец Бартоломе несколько раз пересекал океан, чтобы принести жалобы на несправедливые и жестокие действия испанцев в Новом Свете! Утомленный, еще не оправившийся после качки, мог он предстать перед властителями Соединенного королевства, чтобы заступиться за индейцев, вымирающих от непосильной работы, от жестокости завоевателей, от голода… В первый раз в Испании услыхали именно от отца Бартоломе, как невинных людей «поджаривали» на кострах, чтобы выпытать у них, где следует искать золото… Такие жалобы он неоднократно приносил сначала королю Фердинанду, потом – его безвременно погибшему зятю, Филиппу Красивому, и вот сейчас – императору… С каким волнением дожидался Франческо минуты, когда он сможет благоговейно поцеловать руку этого чистого и смелого служителя церкви!..

И вдруг – это предупреждение Эрнандо!

Следовательно, отец Лас Касас сознательно, будучи уже в летах, вступил в этот пользующийся недоброй славой орден!

Доминиканский орден – самый беспощадный из всех монашеских орденов. Это именно доминиканцы пристально следят за людьми, замеченными в малейшем отклонении от учения святой католической церкви, для того чтобы, улучив момент, послать их на костер.

«Что говорил об этом ордене сеньор Гарсиа? – старался припомнить Франческо. – Говорил, что, возможно, был прав Доминико де Гусман. Основав орден, он посвятил его своему патрону – святому Доминику. На монахов ордена он возложил трудные задачи… Им предстояло бороться с распространением учения секты альбигойцев, отрицающих и чистилище, и ад, и божественную сущность помазанников господних на святом римском престоле… Возможно, что в том трудном для христианства XIII веке у основателя ордена была насущная потребность действовать таким образом… Но сейчас! Ведь о тезисах, вывешенных еретиком Лютером, в Испании мало кто знает… И разве дело монашеского ордена брать на себя обязанности предателей и палачей?!»

Так именно рассуждал сеньор Гарсиа, но у Франческо не было случая задуматься над его словами…

Подняв голову, он встретился взглядом с Эрнандо.

– Мне кажется, я читаю ваши мысли, – сказал Эрнандо. – Я заметил, как вы помертвели, услыхав, что отец Бартоломе – доминиканец… Но поймите: все хорошее, что мы знаем о нем, так при нем и осталось… Мне думается, что и в орден этот он вступил для того, чтобы ему легче было бороться за судьбу и жизнь индейцев…

Эрнандо помолчал некоторое время.

– Совесть моя мне подсказывает, что я прав, – произнес он решительно. – Посудите сами: останься он просто принявшим духовный сан Бартоломе де Лас Касасом, дворянином из Севильи, сопровождавшим в качестве капеллана отряд Панфило де Нарваеса в походе того на Кубу, слова его не приобрели бы такого значения, как сейчас… А ведь впервые на Кубе отец Бартоломе и столкнулся с ужасами конкисты. [16]И, отказавшись от энкомьенды [17]и приняв духовный сан, он понимал, что все же не добьется своего. Вступая в орден, отец Бартоломе отлично знал, какие слухи ходят в народе о жестокости доминиканцев… Скажу по секрету, – добавил Эрнандо, улыбаясь, – что и о других монашеских орденах в народе не лучшего мнения…

И об этом Франческо был хорошо осведомлен много лет назад – еще в бытность свою за океаном. И бенедиктинцы, и францисканцы, и доминиканцы были одинаково ненавистны всем честным людям!

– Простите, Эрнандо, – сказал он смущенно, – секретарь моего господина, адмирала, как-то произнес одну фразу, которая до сих пор звучит у меня в ушах: «Весь цвет инквизиторов – это в основном монахи ордена доминиканцев».

– Он прав был, этот секретарь, – согласился Эрнандо, – но опять-таки «псов господних» побаиваются и молодой император, и весь его двор, возможно, иной раз и его святейшество папа… Вот это и придает особую силу проповедям отца Бартоломе! Конечно, у него много врагов и в Испании и за океаном, как у каждого кристально чистого да еще смелого человека… Но я рад сказать вам, – продолжал Эрнандо, – что там, за океаном, отец Бартоломе оказался в своих воззрениях не одинок! С такою же горячностью, с таким же самоотвержением отстаивают права, а зачастую и жизнь индейцев и высокообразованный Педро де Кордоба, и Бернарде де Санто Доминго, и в особенности Антонио Монтесино… Все они, как и отец Бартоломе, выученики наших «Иберийских Афин» – Саламанки… И заметьте, Франческо, что все они трое, так же как и отец Бартоломе, – доминиканцы. Словом, не печальтесь: Бартоломе де Лас Касас, и вступив в доминиканский орден, остался тем же Лас Касасом, которого мы знали всю жизнь.