М. Лютый - Истоки державности. Книга 1. Бояре Рюрика

Бернар отпустил брата:

– Ты пьян и не видишь дальше своего носа.

– Наоборот, я трезв. А вот когда я принесу ещё вина, то тогда может быть…

Госельм повернулся и, покачиваясь, пошёл прочь.

Бернар толкнул дверь, из которой вышел брат. За столом, вальяжно развалясь, сидели три графа: Ламберт Нантский, Матфрид Орлеанский и Вельф Баварский. Судя по виду, Вельф был самым трезвым, и поэтому Бернар обратился к нему:

– Император Людовик выразил желание посетить монастырь рядом с Вероной. Ваше сиятельство, распорядитесь насчёт охраны. Выезжаем сегодня же.

Едва граф Баварский скрылся за дверью, Бернар продолжил:

– Вы бы прекращали с выпивкой – император не любит пьяных, а вам придётся его сопровождать.

Матфрид, подняв голову, гордо произнёс:

– Моя рука в любом состоянии способна держать меч.

Бернар сдержал улыбку и вышел, не прикрыв полностью за собой дверь.

– Ты слышал, что он сказал? Людовик направляется в Верону, – услышал Бернар голос графа Нантского. Камергер остановился и прислушался.

– А тебе-то что из этого? – спросил Матфрид довольно грубо.

– Ха! Так в Верону можно проехать и через владения графа Баварского. Ты знаешь, я был как-то проездом у него в гостях. У Вельфа такая дочь – пальчики оближешь: стройная как лань, взгляд – ангела, её пухлые губки так и жаждут поцелуя, щебечет как птичка, одним словом – красавица. А жеманница!.. Зовут – Юдифь. И, судя по всему, она не чурается плотских утех. Ещё чуть-чуть и я бы её обломал.

Бернар сделал значительное лицо при этой вести и продолжил слушать.

– Зачем тебе это – «обломал»? Нет ничего лучше для воина, чем меч! – было слышно, как граф Орлеанский вынул из ножен свой кинжал и опять его задвинул. – И нет ничего лучше, чем война: здесь тебе и добыча, и любая девка твоя. А ты – «обломал»!

– Интересно, а что он забыл в этом монастыре?

– Может он считает, что там Бог скорее услышит его молитвы? Или хочет соответствовать своему прозвищу? Как же – Людовик Благочестивый! Мне эта благочестивость вот здесь, – Матфрид постучал ребром ладони по шее чуть ниже затылка.

– Чем же она тебе не нравится?

– Ладно, пусть… – граф Орлеанский закачал головой. – Я не против того, что при вступлении на престол Людовик заточил в темницу любовников своих сестёр, а их самих постриг в монахини. Пусть… Какое мне дело до баб?! Пускай император отстранил всех соратников своего отца, которые тому служили верой и правдой, и заменил теми, кто прислуживал ему, будучи в Аквитании. Это его воля. Но зачем он раздал всё имущество Карла Великого монастырям и церквям? Поэтому он Благочестивый?.. А разве не мог Людовик от щедрот своих выделить хоть что-то незаконнорождённым сыновьям короля Карла? А?

– У тебя сейчас в голове сумбур и нездоровая благотворительность – нужно срочно прочистить мозги и выпить! Дети короля Карла! Что о них думать! Что ты о них беспокоишься?

Матфрид не ответил, а взял стоящий перед ним кубок и попытался отхлебнуть от него, но тот был пуст. Граф раздражённо стукнул им по столу:

– Где Госельм с его вином?

– Ты не ответил на мой вопрос, – не унимался Ламберт.

– А может я один из них, и обидно, что мне ничего не досталось из богатства моего отца… А может мне по крови суждено быть герцогом, а не графом?

– Ха-ха-ха… Так ты – брат императора Людовика? Поэтому к тебе так благосклонно относится архиепископ Меца?!

Матфрид осоловело уставился на собеседника, потом поник головой и после небольшой паузы произнёс:

– Может – брат, а может – и нет… К чему ворошить прошлое… Обо всём ведает Господь, в том числе и о кровных узах, а я здесь сижу, пью с вами этот божественный нектар из перебродивших ягод и не хочу кончить так же, как мои братья Гуго и Дрого 5 5 Сводные братья Людовика участвовали в мятеже 817 года, поднятого племянником императора – королём Бернардом Итальянским, сыном его брата Пипина. Братьев после подавления мятежа насильно постригли в монахи. , а ещё не хочу, чтобы об этом знал Людовик. Так где же этот граф Руссильон с вином? – вдруг закричал граф Орлеанский.

Бернар тихо покинул своё место и пошёл, размышляя: сколько всего можно узнать из пьяных разговоров, и как в дальнейшем это может пригодиться.

* * *

Императорская кавалькада на окраине Ахена повстречалась с двумя десятками конных воинов, которые ехали навстречу и довольно непочтительно сгоняли со своего пути всех, кто мешал им следовать дальше. Граф Орлеанский вытащил меч и грозно закричал на них:

– В сторону! Здесь император Людовик!

Всадники дороги не уступили, но один из них спешился, снял шлем и, гремя шпорами, направился к императору.

– Бернар, кто это? – равнодушно спросил Людовик, не выказывая ни страха, ни удивления.

Маркиз выехал навстречу воину и своим конём загородил от него императора:

– Ты кто?

– Я – Цедраг, сын князя бодричей Дражко – союзника императора франков. Вот вырвался из плена данов и прибыл засвидетельствовать ему своё почтение.

– Ты приехал только за этим? – всё также равнодушно спросил император.

– Сейчас у бодричей нет князя, а эта земля принадлежит мне по праву. Ты держишь у себя моего дядю Славомира, который отдал меня данам в качестве заложника. Я бы не хотел скорейшего его освобождения. Пусть он почувствует на своей шкуре – каково быть в заточении.

– Так ты боишься смуты? – впервые Людовик улыбнулся. – И хочешь быть законным князем? Что ж, ободриты 6 6 На западе бодричей называли ободритами. – хорошие подданные. У меня с ними было не очень много проблем. Но сейчас я отдаляюсь от всех дел в империи, а те земли находятся под протекторатом моего сына Лотаря. Я думаю, что он тебе поможет. Бернар, напиши ему от моего имени!

Император пришпорил своего коня, и кавалькада тронулась в путь, оттеснив славян. Мимо Цедрага, обтекая его с двух сторон, проезжали воины франков и насмешливо смотрели на князя сверху вниз, но он не сделал и шага, чтобы уступить им дорогу. И только когда последний франк миновал князя, тот направился к своей дружине. Цедраг сел в седло, взял из рук Траскона поводья, за которые тот придерживал его коня, и, хмуря брови, смотрел вслед удаляющимся всадникам. Он был зол и раздражён, так как совсем не ожидал встретить такого холодного приёма. Боярин, похлопывая ладонью по шее своей лошади и смотря в ту же сторону, что и князь, мрачно произнёс:

– Ещё недавно мы были союзниками. Ты слышал, княже, – теперь мы превратились в его подданных.

– Это он так считает.

– Как бы император не считал, но если мы приезжаем кланяться франкам, чтобы он позволил тебе стать князем бодричей, то уже являемся их подданными.

От укора этой правды Цедраг с яростью взглянул на Траскона: