Сергей Нечаев - Дуэли. Самые яркие, самые трагические и самые нелепые

В 1787 году Екатерина II издала манифест о поединках, в котором установила подобие судов чести из лиц, избираемых сторонами, но при этом поединки при ней были запрещены безусловно. Императрица недвусмысленно указывала на то, что поединки – это «предубеждения, не от предков полученные, но перенятые или наносные, чуждые». Это было сказано в том же 1787 году. А вот ее внук, император Николай I, высказывался еще резче: «Я ненавижу дуэли; это – варварство. На мой взгляд, в них нет ничего рыцарского».

Русский писатель, журналист, историк быта и публицист В.О. Михневич писал:

«Дуэль – глупый предрассудок, но очень удобный для «порядочных людей», потому что посредством его можно погашать самые запутанные и неопрятные счеты. Как это ни странно, но дуэль очищает в глазах известного слоя общества любого принадлежащего к нему негодяя, а в особенности, когда пуля-дура его оцарапает».

Он называл дуэль сортом «честных убийств». А еще он писал:

«Причины большей части дуэлей и герои этих последних одни и те же. <���…> Рыцарского здесь очень немного и еще меньше простого человеческого смысла. Это просто трактирные скандалы, возникающие под влиянием винных паров, в неряшлевой обстановке, по крайне неблаговидным и глупым поводам, отнюдь не аттестующим их героев со стороны культурности и благовоспитанности. <���…> Таков именно характер и такова завязка большинства совершающихся у нас дуэлей, которые притом практикуются почти исключительно в узком, обособленном мирке праздной, прожигающей жизнь молодежи, причисляющей себя к «сливкам общества». Дуэли между людьми солидными и серьезными происходят у нас очень редко».

Так и нужно ли было рисковать жизнью ради всего этого?

Литературовед Н.Л. Бродский уверяет нас, что дуэль – это «порожденный феодально-рыцарским обществом обычай кровавой расправы – мести», сохранявшийся в дворянской среде, «видевшей в этом способе защиты чести одну из форм, выделявших «благородное» сословие от прочих».

А вот Оноре де Бальзак считал, что дуэль – это «детская забава, дурость».

Ги де Мопассан устами одного из своих героев задавался вопросом:

«Неужели мерзавец перестает быть мерзавцем только оттого, что дрался на дуэли? И с какой радости честный человек, которого оскорбила какая-то мразь, должен подставлять свою грудь под пули?»

Ему вторил Эрнест Хемингуэй:

«По-настоящему храбрым людям незачем драться на дуэли, но это постоянно делают многие трусы, чтобы уверить себя в собственной храбрости».

Дуэль Евгения Онегина и Владимира Ленского.

Худ. И.Е. Репин (1899)

Актер же и поэт Леонид Филатов выражал свое отношение к данной проблеме несколько иначе:

Данная книга не имеет целью решить какие-то философские вопросы. И автор ее далек от того, чтобы навязывать кому-то свое мнение по данной проблематике. Он просто собрал несколько десятков историй о дуэлях, имевших место в разные эпохи, в разных странах и между совершенно разными по своему характеру и общественному положению людьми.

Ну, а выводы?

Это пусть каждый делает сам…

В 1547 году при дворе короля Франциска I выделялись два молодых человека. Они были почти ровесники (один родился в 1520 году, а другой – в 1514-м) и в той местности, откуда приехали, жили по соседству. Обоих в свое время произвели в королевские пажи, а затем Его Величество принял их на рыцарскую службу, как когда-то их отцов. Они всегда были вместе, и отношения их нельзя было назвать иначе, как братскими.

Одним из них был Франсуа де Вивонн, сеньор де Ля Шатеньерэ, младший сын Андре де Вивонна, главного сенешаля Пуату. Им восхищались, уважая и ценя не только за то, что он был фаворитом короля Франциска I, а впоследствии и короля Генриха II, но и за его природную красоту, отличные манеры и величественную стать, а еще больше – за добросердечность, неукротимый дух и опыт в ратном деле.

Второго звали Ги Шабо де Сен-Желе. Это был второй сын барона де Жарнака, сеньора де Монлье и Сен-Желе, и при дворе он был известен как барон де Жарнак.

К сожалению, дружба этих молодых людей неожиданно прервалась из-за опрометчивого поступка Вивонна, передавшего королю сплетню, в которой затрагивалась честь Жарнака, а также честь дамы, уже почти связанной с ним узами брака. Франциск в эту сплетню не поверил, но, тем не менее, посчитал ее веселой шуткой, вполне уместной для того, чтобы поддеть Жарнака. Однако тот не увидел в этом ничего смешного и с возмущением потребовал осуждения Вивонна за клевету. Более того, он публично заявил, что кто бы ни пустил слухи про него и его даму, тот рано или поздно «подавится собственными словами, как последний из мерзавцев».

Франсуа де Вивонн, в свою очередь, был возмущен обвинением в клевете и стал настаивать на скорейшем поединке с Жарнаком. Он был уверен, что опыт бойца обеспечит ему победу, и подал королю Франциску прошение, чтобы тот разрешил им биться насмерть. Жарнак же, со своей стороны, тоже рвался в бой, дабы с оружием в руках защитить свое честное имя и имя своей прекрасной дамы. Но король, чувствуя, что часть вины за ссору лежит на нем самом, наотрез отказал юношам в их просьбе. Впрочем, прошло не так много времени, как король умер (31 марта 1547 года), и на смену ему пришел Генрих II из той же династии Валуа. Но Вивонн не забыл ссоры и вновь подал прошение уже новому королю, чтобы тот позволил им «уладить дело». И Генрих дал разрешение на бой, распорядившись, чтобы он прошел в его присутствии через тридцать дней. При этом он предупредил, что побежденный и все его наследники будут разжалованы, лишены благородных званий и всех дворянских прав и привилегий.

Итак, у противников был месяц на подготовку. Франсуа де Вивонн, полный уверенности в собственных силах, не особенно заботится о тренировках, Жарнак же, напротив, повсюду просил добрых людей молиться за себя и прибег к услугам искусного итальянского учителя фехтования.