Лев Корнешов - Схватка с ненавистью

– Хочу посоветовать. – Малеванный вышел из-за дерева и стал над обрывом – весь на виду, полоснуть бы очередью до последнего патрона в диске, а потом будь что будет… – Как старому приятелю хочу дать совет…

Буй-Тур скрипнул зубами. Помнит лейтенант и не простит ему той осенней ночи, когда впервые они встретились.

– А что, зажила рана? – зло спросил сотник.

– Ага! – охотно подтвердил Малеванный. – Ты меня тогда только оглушил: мое счастье, что не было у тебя под рукой ножа…

Лейтенант только начинал в те дни службу в этих краях. Пришел с фронта, после госпиталей, и, казалось ему, попал в тишину. И когда пришлось доставить в райцентр схваченного в облаве бандеровца, он совсем мирно сказал: «Поехали, хлопче», – посадил его рядом с собой на бричке. Позади них устроился солдат с трехлинейкой.

Быстро темнело. Они въехали в лесок, когда выглянул из-за тучи молодой рогатый месяц.

Буй-Тур решил бежать. Он видел, что не в пример лейтенанту солдат настороже, не дремлет, но у него трехлинейка; если повезет, с первого раза промажет, а там кустарник, темень…

– Лейтенанте, зупынысь на хвылынку, – попросил Буй-Тур.

– Тпру-у, – тронул вожжи Малеванный. И тоже слез с брички, чтобы размять затекшие от долгого сидения ноги.

Тогда и ударил его Буй-Тур. Двинул зажатым в кулак камнем по затылку, и лейтенант, не вскрикнув, начал оседать на землю. Буй-Тур прыгнул в придорожную канаву и понесся вперед огромными прыжками, рассчитав, что солдат тоже должен спрыгнуть с брички, так как стрелять по нему мешают лошади. Он точно уловил момент выстрела и упал плашмя на землю, пуля только обожгла плечо. А потом – в кусты, через низкорослый подлесок, кто найдет его в лесу ночью? Солдат расстрелял обойму и, чертыхаясь, оглядываясь с опаской на мрачный в ночной темени лес, погрузил лейтенанта на бричку, погнал во всю мочь лошадей.

О чем они говорили тогда, по дороге? Кажется, лейтенант рассказывал, как нравятся ему эти края и что хочет он остаться здесь навсегда.

Об этой «встрече» и напомнил сейчас Малеванный. Он только крикнул Буй-Туру, что с тех пор поумнел, так что пусть не рассчитывает сбежать еще раз.

Люди Буй-Тура прислушивались к их разговору и время от времени вопросительно поглядывали на своего сотника: что решит. Молодые в большинстве своем хлопцы, они не хотели умирать в разгар солнечного, тихого и ласкового дня. И Буй-Тур уловил эти их мысли, зло, с надрывом выкрикнул Малеванному:

– Где расстреливать будете? – Он потянулся к автомату, чтобы разом закончить этот странный разговор.

– Не делай глупостей, – предостерег лейтенант; ему сверху было хорошо видно, как поднимает Буй-Тур автомат, прислоненный к стволу сосны.

– Не стреляй, друже проводник, – неожиданно сказал и Щупак, – мы не хотим умирать.

– Ты… молчи! Или надеешься, что Советы помилуют? – Буй-Тур хотел было еще что-то добавить злое, но вдруг почувствовал, как уткнулся в спину ствол пистолета.

Щупак решил «ускорить» переговоры.

– Зрада! Хлопцы, быйте по зрадныку! – заорал Буй-Тур.

А те поднялись, швыряя подальше от себя автоматы.

По склону шли солдаты Малеванного, шли не торопясь: было ясно, что с бандой покончено.

– Не ожидал от тебя, Степан, – устало сказал Буй-Тур.

– А что делать? – незлобно ответил Щупак. – Жить хочется, друже сотник…

Малеванный подошел к Буй-Туру. Он сильно изменился с той осени, когда видел его бандеровец. Похудел и почернел от жгучего солнца, лесных колючих ветров. Резко выдавались острые скулы на лице, запали глаза. И были они все такими же голубыми и добрыми. Месяцы непрерывного напряжения приучили его к осторожности, к молниеносной реакции на каждое движение врага. Он подошел к Буй-Туру неторопливо и вроде бы без опаски, но проводник видел, каким цепким стал его взгляд, как вздыбились под гимнастеркой мускулы. «От такого уже не сбежать», – подумал проводник.

– Слава героям… [10] Лейтенант иронически здоровается с проводником националистическим приветствием. – насмешливо сказал Малеванный.

– Здравия желаю, лейтенант! – в хон ему откликнулся Буй-Тур.

– И псам, и гончим, и псарям – слава! – добавил Малеванный, и у Буй-Тура на лицо легла злобная гримаса.

Этот лейтенант причислял его, идейного борца за самостийну, к своре псов и палачей, душителей народной воли, которых «восславил» еще великий Тарас.

– Не издевайся, лейтенант. – Сотник безнадежным жестом расстегнул свой широкий кожаный ремень с гранатами, взвесил на руке и собрался швырнуть в кучу амуниции.

– Отставить! – прикрикнул лейтенант. И – одному из своих солдат: – Кравчук, возьмите у него гранаты.

Кравчук ловко вывернул из гранат взрыватели. «Да, такого не проведешь», – опять подумал Буй-Тур, секунду назад решивший было умереть геройской и скорой смертью.

Солдаты обыскивали бандитов, и те охотно и облегченно – наконец-то кончился этот изнурительный бег от смерти – подставляли под солдатские ладони карманы, освобождались от ножей и пистолетов. Потом их построили в реденькую колонну и повели по склону к выходу из оврага.

– Пошли и мы, – махнул рукой Буй-Туру лейтенант.

Щупак, как и положено, шел на шаг позади своего сотника – привычка, выработанная двумя годами совместного хождения в лесах.

Солнце наконец покатилось к горизонту, и от сосен легли длинные тени, разлинеили землю. Шел от нее, от земли, густой дух, мешался с резким ароматом трав, красной ягоды-земляники, сосновой хвои. Буй-Тур подумал, как он измотался за эти пять дней и что хорошо бы лечь на эту землю и не встать…

Злата Гуляйвитер подошла к небольшому серо-скучному особняку, на котором красовалась новенькая вывеска: «Зоря». Вьльна украшська газета для украiнцiв». Она поднялась по каменным ступенькам к парадному входу.

В прошлом это, очевидно, был типичный «арийский» дом. Над парадным сохранилась дощечка: «Вход только для господ». Сбоку от нее белел въевшийся в стену призыв «Покончить с трусами и паникерами». На специальной подставке был укреплен почтовый ящик, и будто для того, чтобы никто не сомневался, какие газеты получали в этом особняке, на нем виднелась полузатертая надпись: «Фелькишер беобахтер». Рядом ввинчено медное кольцо для собаки, у порожка лежал резиновый коврик.

Злата почувствовала легкое раздражение: дядя несколько дней назад неожиданно стал хозяином этого особняка и уже мог бы избавиться от этого старого хлама. Он позвонил ей сегодня днем: приди да приди, давно не виделись. Злата не любила визиты к родственникам. Начинались охи и ахи, часами длились бесцельные, бессодержательные разговоры. Но сегодня от встречи она не смогла уклониться. Дядя, Левко Макивчук, стал редактором газеты «Зоря» и подготовил ее первый номер. Было решено отметить это незаурядное событие в кругу старых борцов за «вильну соборну Украину».