Альберто Васкес-Фигероа - Испанец. Священные земли Инков

По-видимому, он посчитал тему исчерпанной, поскольку, завладев огромным глиняным кувшином, полным молока, сделал несколько больших глотков, а затем протянул его испанцу.

– На-ка! – сказал он. – Подкрепись, потому что кто его знает, когда мы добудем что-то съестное.

Вскоре они вновь отправились в путь, однако, как нарочно, ночной ледяной ветер перестал дуть, плоскогорьем завладел мертвый покой, и жгучее солнце, которое здесь было ближе к земле, чем где бы то ни было, обдавало их таким зноем, что уже в середине утра испанец почувствовал, что кожа у него на носу и лбу начинает облезать клочьями.

Однако вода в озерках и лужах не нагревалась, поэтому ноги путников замерзли, а головы раскалились.

– Ну и климат! – сердито бурчал испанец. – Полагаю, этим людям также не разрешено жить в другом месте… Или разрешено?

Чабча Пуси ответил, обведя округу широким жестом:

– Подобно тому, как Бог создал растения и животных, наделив каждое из них особыми свойствами, предназначением и местом на земле, так и Инка определяет людям ту работу, которую они должны выполнять, и то место, где они должны этим заниматься. Такой порядок установил наш отец Солнце, и мы должны ему следовать.

– Я часто себя спрашиваю, говоришь ли ты всерьез или разыгрываешь меня, – сказал Молина в явной растерянности. – Я тебя считаю умным человеком, однако в том, что касается Инки, твой рассудок дает сбой. Как ты можешь соглашаться с тем, что человек, который является сыном другого человека, одновременно оказывается богом?

– Плохо же тебе придется в Куско, если ты этого не примешь. Отрицание божественности Уаскара равносильно отрицанию твоей возможной божественности. Поразмысли об этом получше, потому что у меня создается впечатление, что каждый наш шаг в сторону столицы может приближать тебя к смерти.

Курака был прав, Молина это знал и задумался над тем, как же все-таки он поступит, когда в конце концов окажется перед Уаскаром и будет вынужден поклониться тому как богу, ведь он как-то не принял в расчет возможность существования «королей-богов», когда принимал решение сойти на берег в мирной, казалось бы, стране, которая встретила его с распростертыми объятиями.

«Ты будешь моим Посланником… – на прощание сказал ему Писарро. – Будешь представлять меня, а, значит, императора, и, когда я вернусь – а я вернусь! – будешь служить посредником между мной и этими людьми…»

Однако то были слова и иллюзии Писарро, а не его, Алонсо де Молины, ведь он-то никогда не стремился действовать в качестве посланника, служить посредником между возможным Завоевателем и завоеванным народом, и уж тем более не хотел считаться реинкарнацией Виракочи. Его всегда грели мечты совсем иного рода, намного более тесно связанные с мечтами мальчишки, который там, в Убеде, грезил о том, чтобы превзойти отважного Марко Поло, о похождениях которого слепой дед рассказывал ему по памяти.

Приключения, описанные Марко Поло, в каком-то смысле озарили темноту, в которую в последние годы жизни погрузился дед – ломбардский архитектор, осевший вначале в Толедо, а потом в Севилье, – а спустя годы заставили гореть огнем глаза беспокойной Беатрис де Агирре, которая пыталась заполнить чтением пустоту долгих часов плавания.

На Беатрис де Агирре – смуглую, миниатюрную, изобретательную и привлекательную девицу, которая направлялась в Панаму к своему брату, пройдохе-карьеристу, надеявшемуся преуспеть под крылом интригана Педрариаса Давилы [26] Педрариас Давила , или Педро Ариас де Авила (1440–1531), – испанский государственный и военный деятель, конкистадор. Губернатор Панамы (1514–1526) и Никарагуа (1527–1531). , произвело впечатление, что простой альферес [27] Альферес – младшее офицерское звание в испанской армии. способен цитировать по памяти целые пассажи из этой и многих других книг, которые конечно же читал на языке оригинала.

– Такому человеку незачем терять время на войны и завоевания, – сказала она. – Его будущее – при дворе.

– Терпеть не могу двор и все, что с ним связано… – решительно заявил андалузец, хотя, что и говорить, ему было крайне приятно проводить время, сидя на носу корабля в компании этой бойкой и умной девушки, которая разделяла его увлечение книгами и экзотической страной Кублай-хана [28] Кублай-хан , или Хубилай (1215–1294), – монгольский хан, основатель государства Юань. Кублай-ханом назвал его Марко Поло. .

А потом было приятно продолжить эти замечательные беседы, вечерами, в доме ее брата. Однако он так и остался простым солдатом удачи, которому приходилось участвовать в бессмысленных авантюрах: какие там золото и слава, лишь голод да злоключения, – и по возвращении из такого вот бестолкового похода внутрь материка, он узнал, что она помолвлена с каким-то щеголем из толпы дармоедов, которые, не рискуя жизнью, извлекали из Конкисты [29] Конкиста – испанская колонизация Америки. куда больше выгоды, чем самые отважные из капитанов.

Он понял, почему она так поступила. Для такой женщины, как Беатрис де Агирре, интерес к открытию новых земель ограничивался книгами да беседами на закате; она бы ни за что не связала свою судьбу с человеком, у которого никогда не будет ничего, кроме шлема, аркебузы и меча.

– Я – Виракоча, – неожиданно произнес он.

Чабча Пуси резко остановился и насмешливо взглянул на него:

– Это сороче подействовало на твою голову, – сказал он.

– Что это еще за «сороче»?

– Горная болезнь, которая поражает тех, кто не привык к высоте… С чего это ты вдруг громогласно объявляешь, что ты и есть Виракоча? Что, пытаешься внушить это себе самому?

– А тебя это не убеждает?

– Абсолютно. Мне уже прекрасно известно, кто ты такой.

– Вот и скажи мне… Что ты ответишь Уаскару, своему Инке, своему богу, когда он спросит, что ты обо мне думаешь?

– Полагаю, что, если он и в самом деле бог, он немедленно узнает правду. А если нет, то передаст это дело мудрецам и жрецам. А уж с ними я знаю, как обращаться.

– Начинаешь сомневаться?

– Возможно. Я понял, что главная проблема, связанная с тобой, состоит не в том, что ты владеешь «трубой громов», убивающей издали, или что тебе удается извлечь из свирели жуткие голоса. Твоя главная опасность заключается в том, что ты заставляешь думать.

Они достигли берега широкого озера. Противоположный берег едва просматривался, скрытый своего рода ширмой, состоящей из миллионов тростинок; курака внимательно изучил его, а затем с досадой покачал головой.

– На то чтобы его обойти, нам понадобится самое меньшее три дня, потому что почва мягкая и топкая, однако просить рыбака нас перевезти слишком рискованно: он расскажет, что нас видел.