Сергей Шаповалов - Император

– А кто ему мешает? – усмехнулась Ольга. – Наденет корону – и пусть путешествует. При дворе полно государственных мужей, готовых грамотно управлять Россией. Но поход на восток, в конце концов, ему придётся совершить. К тому уже, войска готовятся, и флот строится на Чёрном море.

– Ох, не нравятся мне ваши речи, – недовольно покачал головой Дмитрий Зубов.

– Занимались бы вы дальше коммерцией, братец, – с презрением ответила ему на это Ольга Александровна. – А за Россию не беспокойтесь. Страна окажется в надёжных руках. Есть такая фамилия – Зубовы.

Дом Жеребцовой покинули поздно ночью. Осенний ветер буйствовал в переулках, завывал в трубах, скрежетал ветхой железной кровлей. Темень еле разгонял слабый трепет фитильков уличных фонарей. Нева отчаянно билась о гранит набережной. Мимо проехала коляска, полная девиц лёгкого поведения и пьяных гусар. Девицы хохотали и неприлично визжали, гусары пели под гитару какую-то похабщину. Коляска скрылась за поворотом, и вновь только ветер завывал, да скрежетала кровля.

– Жуткая ночь, – поёжился фон Пален. – Хорошо хоть, нам идти недалеко.

– Где мы остановимся на ночлег? – забеспокоился я.

– У одной моей дальней родственницы, баронессы Элизабет, фон Ган.

– Удобно ли в столь поздний час тревожить баронессу? – с сомнением подумал я вслух, дрожа от настырного ледяного ветра. Сюртук на мне был плотный, из хорошего сукна, но кроме сюртука ничего больше.

– Ну, что вы. Я у неё, как дома, – успокоил меня фон Пален.

– Хочу заметить, вы везде, как дома, – усмехнулся я.

– И вы тому же учитесь, – наставительно произнёс мой спутник, нисколько не обидевшись. – Наглость, в определённых рамках, – вещь весьма полезная.

Беседуя, мы подошли к унылому дому, окнами, выходящими на Неву. Фон Пален громко постучал в дверь. Минут через пять в круглом слуховом окошке замерцал свет.

– Кто там? – спросил недовольный заспанный голос.

– Тимофей, открывай!

– О, Господи! – прозвучало радостно вместе с лязгом засова. – Пётр Алексеевич.

– Тихо, Тимофей! Весь дом перебудишь! – шикнул на него фон Пален.

Старый сгорбленный слуга провёл нас по широкой лестнице на второй этаж, освещая путь единственной свечой в канделябре.

– Не топлено, – предупредил слуга, когда мы оказались в спальне. – Гостей не ждали. Так бы – натопили.

– Дверь отвори в библиотеку. Пусть открыта будет всю ночь. Из кухни тепло придёт.

– Может, подать что изволите: чаю искушать?

– Нет. Нам бы поспать, да чтобы никто не тревожил до утра.

– Мадмуазель Софья нынче здесь ночевать изволит. Её из института отпустил на воскресный день, – сообщил слуга.

– Софья, – обрадовался фон Пален. – Как здорово! Утром с ней обязательно увижусь. Соскучился. Полгода, считай, дочь не видел.

– Ох, не узнаете её, – затараторил радостно лакей, – подросла, похорошела. Настоящая мадмуазель…

– Хорошо, хорошо, ты, Тимофей, ступай. Мы тут сами устроимся.

Фон Пален скинул епанчу и камзол на кресло.

– Пётр Алексеевич, – вспомнил слуга. – Нынче вам письмо пришло. Посыльный ещё днём принёс. Я удивился, сказал, что вы в Курляндии. Но посыльный настаивал.

– Подай его мне.

Фон Пален вскрыл конверт, быстро пробежался по строкам письма. Тут же потянулся за камзолом.

– Не придётся мне сегодня спать. Ты, Семён, располагайся, будь, как дома, а мне надобно ещё по одному небольшому дельцу сбегать.

– Может, и мне с вами. Как же вы один, в такую ночь? – вскочил я.

– Не надо…. Тут недалеко. Да я при шпаге. Ты ложитесь. – И фон Пален накинул на плечи епанчу, вышел на лестницу.

Слуга унёс свечку. Я оказался один в темной комнате. Лишь через окна пробивался тусклый свет ночных фонарей. Присел на широкий мягкий диван. Решил, что на нем и заночует. Из открытой двери, ведущей в библиотеку, потянуло теплом с примесью какого-то сдобного хлебного духа. Наверное, на кухне вечером пекли булочки. Живот скрутило. На приёме у Ольги Жеребцовой удалось проглотить пару тарталеток, да кусочек французской булки с каким-то вонючим острым сыром. Разве этим голод утолишь? Скинул отяжелевшие сапоги. Устроился на диване. Странно, но сон не шёл, несмотря на усталость. Глаза открывались сами собой. Взгляд бесцельно шарил по лепному потолку, по стенам с китайскими вишнёвыми обоями…. А может не вишнёвыми, может – сиреневыми. Да к тому же живот бурлил от запаха, шедшего из кухни. Невозможно заснуть! Я поднялся, вновь натянул сапоги. Решил поискать в библиотеке какую-нибудь книгу. Наверняка, там и свечи найдутся. Чтение приводит к спокойствию и отвлекает от голода

Библиотека оказалась небольшим квадратным залом с двумя высокими окнами. Шкафы до потолка были заставлены толстенными томами в теснённых переплётах. Я попробовал разыскать свечи. Нащупал стол, пошарил вокруг. Вдруг в следующем помещении заметил чуть подрагивающий, слабый огонёк. Кто-то шуршал, кряхтел, ругался вполголоса. Меня разобрало любопытство: неужели кто-то ещё страдает от бессонницы? Возможно, служанка прибирается. Решил спросить у неё свечку.

Следующим помещением была буфетная. Подсвечник стоял на столе. Огонёк огарка бросал отблески на дверцы массивного резного буфета. Но самое удивительное я заметил не сразу. Тонкая девочка в ночном пеньюаре, с шалью на плечах, стояла на стуле возле буфета. Она поднималась на цыпочки, стараясь рукой нащупать что-то наверху. Заслышав шаги, девочка обернулась, взвизгнула и тенью метнулась в угол, опрокинув стул. Похоже, я её сильно напугал. Конечно, появился из темноты, среди ночи …

– Не пугайтесь, прошу вас, – попытался успокоить я девушку.

– Вы кто? – зло прошипела она. Глаза её так и сверкали, словно у разъярённой кошки.

– Я, Добров Семён Иванович, шляхтич, – как можно спокойней представился я.

– Что вы тут делаете, Семён Иванович? Как вы оказались в этом доме?

– Я приехал вместе с фон Паленым, Петром Алексеевичем. Конечно, час поздний…

– Папенька? – вдруг воскликнула девушка, дрогнувшим голосом. – Где же он?

– Ему подали письмо, и он тут же удалился, ссылаясь на неотложное дело.

– А вы не лжёте?

– Помилуйте! Я разве похож на разбойника? Слово дворянина!

Девушка вышла из тёмного угла. Она была совсем юная и худенькая. Наверное, едва исполнилось тринадцать. Личико слегка вытянутое, с большими карими глазами. А в руке её сверкнул столовый нож.

– Если прикоснётесь ко мне, я вас зарежу, – предупредила она вполне серьёзно.

– Да не буду я вас обижать. Если хотите, вовсе уйду.

Снизу на лестнице послышался топот. Несколько человек быстро поднимались.

– Я говорю вам, слышала грохот, – говорила женщина грубым голосом.

– Да откуда здесь воры? – удивлялся мужской. – Запоры надёжные. С улиц никто не залезет, только если окно разбить.