Сергей Шаповалов - Император

Адъютантов отпустили, и те побыстрее удалились из зала.

– Далее! – Император ходил вдоль строя высших офицеров прусским шагом, сам не осознавая того, чётко ставил ногу. – Что за бардак творится в Кронштадте? Почему флотские офицеры разгуливают по Петербургу, не имея разрешения на отпуск? Едучи сюда, я увидел пьяную ватагу в коляске, в самом непотребном виде, да ещё с куртизанками. Я требую, чтобы флагманы и капитаны равно и офицеры от своих команд не отлучались и не ездили из Кронштадта в Петербург, а из Петербурга в Кронштадт, равно и в другие порты, не испросив дозволения. Устав должен соблюдаться неукоснительно. На то он и устав. Следующее! – Павел остановился и внимательно оглядел помрачневших офицеров. – Известно мне, что у высших чинов в домах городских и загородных содержится немало матросов и солдат в качестве прислуги. Так, вот, господа, солдаты и матросы призваны защищать государство, а не ублажать ваши потребности. Немедля отправить всех в расположение частей. Коль вам нужна прислуга – нанимайте, а солдат и матрос – человек казённый. И вот ещё что: самое главное. Будут инспектироваться все рекрутские наборы. За каждое злоупотребление ответственные подвергнутся суровым наказаниям. Мне известны случаи, когда рекрутов за выкуп определяли, как немощных, негодных к строевой службе. Учтите, наказывать за мздоимство буду строго. За всякого же бежавшего рекрута взыскивать с офицера двухнедельное жалованье. Если же окажется умерших рекрут со ста более одного, то и за таковых излишних взыскивать с офицеров двухнедельное жалованье. Теперь о форме. Мне докладывали, что некоторые высшие морские чины до того обнаглели, что один из них появляется на шканцах в шлафроке, розовом галстуке и в белом ночном колпаке. Что вы на это скажете? – Подошел он к высокому, грузному адмиралу и заглянул к нему в лицо снизу-вверх. Адмирал побледнел и еле выдавил из себя что-то подобное: «Исправим сие безобразие».

Для чего вам мундир, господа? – продолжал Павел, вновь прохаживаясь прусским шагом вдоль шеренги. – Форма одежды офицеров, знаки различия всегда считались выражением чести и достоинства. Вы забыли об этом? Отныне все военные чины обязаны появляться в расположении своих полков или же в иных местах только в мундире со знаками отличия, соответствующие его званию, роду войск и полка. Не желаете носить мундир, неудобно, некрасиво – вон, в отставку!

– А что у нас творится в портах? Мне поступил доклад с верфей: весь дубовый лес, поставленный в прошлом году – сгнил. А нынешние поставки не годятся для постройки хороших кораблей. Отныне вменяю в обязанности Адмиралтейств-коллегии надзор за корабельным лесом. Продажу древесины за границу осуществлять только по высочайшему моему соизволению. Так же я хочу ввести новые правила хранения кораблей на зимовке. Я считаю неправильным хранения кораблей не разгруженными с артиллерией и запасами. Отныне военные суда должны тщательно готовиться к зимовке: мачты снимать, палубы крыть крышами, запасы убирать в магазины, артиллерию сгружать в арсеналы. Командир корабля обязывается отныне наблюдать за работами по постройке, тимберовке и мелкому ремонту. Вскоре я по каждому пункту издам указ. Но армия и флот должна быть готовы к реформам.

Офицеров отпустили. Мрачные и тихие они вытекли из зала. Павел лишь попросил остаться Аракчеева и, почему-то, меня.

– Как думаете, Алексей Андреевич, много будет недовольных новым армейским уставом? – спросил царь.

– Много, – прямо ответил Аракчеев.

– Как поступить?

– Надо как-то обезвредить гвардию. Гвардия опасна. Вашу матушку усадила на трон гвардия. Елизавете хватило одной роты Преображенского полка, чтобы свергнуть Анну Иоанновну.

– Предлагаете распустить гвардию? Но это – невозможно. Как же я без гвардии? Надо действовать хитрее. – Павел задумался. – А каков состав нашей Гатчинской армии?

– Две тысячи, пятьсот человек личного состава: два мушкетёрских батальона, два гренадерских, один артиллерийский, егерская рота. Из кавалерии – три полка: гусарский, драгунский и жандармский.

– Мало, – недовольно качнул головой Павел. – Давайте сделаем так, Алексей Андреевич, в гвардейские полки: Семёновский и Преображенский введём в состав по тысяче человек из Гатчинской армии. А в Измайловский – оставшиеся пятьсот. Офицеры-гатчинцы останутся при своих званиях. С должностями надо разобраться, чтобы никто не был обижен. Как вы находите такой манёвр?

– Вполне мудрый, – согласился Аракчеев. – Гатчинцы преданы вам, и не позволят устроить бунт или, упаси Господь, заговор.

– Вот и – отлично. Позаботьтесь об этом. Что у нас осталось?

– Осталась только тайная экспедиция. Огромные архивы, скрытая агентура, большое влияние в ведомствах и даже в армии.

– Закрыть немедля! Архивы изъять. Все бумаги, относительно слежки за мной и моей семьи доставить мне.

– Будет исполнено!

– Добров, – неожиданно обратился Павел ко мне. – Сегодня вышел неприятный казус за ужином. Я понимаю, что вы не виноваты, но впредь, будьте умней. Мне не нравится нынешнее поведение моей дочери. Она никогда так не поступала, была тихой и скромной. Ей всего двенадцать…. Уже двенадцать, – задумчиво произнёс он. – Наверное, наступает период девичьей дури. А вы в чине поручика, гвардеец. Так что, прошу вас впредь не терять головы. – Он сделал несколько широких шагов, остановился. – Но не для этого я вас позвал, поручик Добров. У меня к вам важное задание. Завтра вечером состоится одна величайшая церемония. В вашу обязанность вверяется пригласить, нет, доставить на эту церемонию графа Алексея Орлова-Чесменского.

При этих словах Аракчеев вскинул голову. Лицо его сделалось серьёзным.

– Ваше Величество, – осторожно сказал генерал.

– Я знаю, что делаю, – остановил его Павел. – Идите, Добров. Исполняйте. Орлова. Сюда. Живым. Заартачится, разрешаю применить силу. Возьмите эскадрон жандармов.

– Нет, постойте. Никаких жандармов. Уговорите его, Добров. Вас он послушается.

* * *

Вот так просто: уговорите Орлова-Чесменского. Кто такой граф Орлов? Герой Чесменской битвы, величайший государственный деятель, граф, в конце концов.… Кто такой я? Никому не известный мальчишка, только что прибывший на службу, в чужом мундире и старых отцовских сапогах.

Я не помнил, как оказался на улице. Свирепый ветер затеял метель. Мороз тут же пробрался под одежду. Казённая епанча из армейского сукна – слабая защита от непогоды. Нелёгкое задание мне дали. Одно дело, тогда с Архаровым и Ростопчиным к присяге графа привести. А теперь одному, этого самого графа сюда притащить. И каким образом я это сделает? Вот так, войду в дом великого Орлова-Чесменского и прикажу ему собираться и следовать за собой? А он возьмёт и выгонит меня к чертям. Кого ему бояться? Императора? У него заслуг перед Россией столько! И орденов больше, чем у меня пуговиц на сюртуке. И как мне тогда быть? Призвать эскадрон жандармов? Они и пальцем не посмеют тронуть великого Орлова-Чесменского.