Сергей Шаповалов - Император

Граф от воспоминаний зарозовел лицом. Выпрямился.

– Эй, месье Штицбер, микстуру давай! – потребовал он у доктора.

– О, найн, найн! – испуганно замахал руками лекарь.

– Давай, говорю! Граф требует! – грозно прорычал Орлов.

Лекарь пожал плечами и нехотя полез в саквояж. Достал небольшую бутылочку коньяка и серебряные рюмочки. Недовольно покачал головой.

– Вы же говорили, он не понимает по-русски, – удивился я.

– Определённые команды – понимает. Я его выдрессировал, – усмехнулся Орлов. – Эх, где мои двадцать лет, бесшабашные, беззаботные!

Заставил нас с доктора выпить вместе с ним коньяку. Закусили засахаренными дольками лимона.

– Я тебе сейчас про Чесменскую баталию расскажу. Ты прости, но с этой болезнью дома сижу целые дни. А бывшие друзья – форменная сволочь. Забегают только денег занять, да нажраться. И поговорить не с кем.

– С удовольствием послушаю, – выразил готовность я. – Много читал о сей славной виктории, но, чтобы так, из первых уст, да от самого командующего – даже не мечтал.

– Вот, вот! – разошёлся граф. От выпитого коньяка на носу и щеках проявились бардовые жилки. Шрам ещё больше побелел. – А было-то все не так, как пишут эти мерзкие канцелярские крысы. В то время война с Турцией шла в полном разгаре. Румянцеву нелегко приходилось за Дунаем. А мой брат, Григорий предложил императрице дерзкий план: отправить флот из Кронштадта вокруг Европы, чтобы зайти к Туркам в тыл и прорваться к Константинополю. Безумная идея. Представить себе трудно: вокруг всей Европы! Корабли не опробованы, матросы большей частью не обучены, офицеры в море толком не ходили. А тут в такую даль.

– Но Спиридов был опытным флотоводцем, – попытался возразить я.

– Спиридов – да! – согласился Орлов. – Тот с пятнадцати лет в гардемаринах служил. На Каспии был под началом Нагаева. Потом в Кронштадт переведён уже мичманом. В семилетней войне участвовал. Дослужился до Адмирала. А назови в его эскадре ещё хотя бы пару опытных капитанов – нет таких. То-то, эскадра как вышла из Кронштадта, так из пятнадцати больших судов до Англии только пять дошло, остальные чинить пришлось. Матросы болеть стали от воды протухшей, да от пищи испорченной. Пока до Средиземного моря дошли, больше ста человек умерло и пять сотен в трюмах лежали еле живые. Но не эта главная опасность. Боялись, что французская или испанская флотилия нападёт. Им-то что: атакуют – и в порты. А нашим кораблям приткнуться некуда.

– Но не напали же.

– Англия помогла. Дипломаты политикой крутили, что шулера за карточным столом. Попробуй-ка в их интригах разобраться – сам чёрт ногу сломит. Я-то императрицей в Палермо был направлен. Якобы на лечение. А сам тем временем готовил восстание в Греции. Я бы не возглавил флот. Какой из меня флотоводец? Вот, на коне, да с палашом в атаку кидаться, каре крушить – это я могу. Но Спиридов крепко поссорился с командующим второй эскадрой, англичанином Эльфинстоном. Спиридов, он какой? Как увидит турецкий штандарт, так сразу бросается на него, словно гончая за зайцем, и плевать ему, что пушек у него меньше, да паруса рваные. А Эльфинстон в бой не вступит, пока все не обдумает, не проверит каждую пушку, пуговицы не начистит. Вот и пришлось мне по приказу императрицы возглавить эскадру, чтобы разногласия двух адмиралов унять. А на корабли я взглянул – Господи помилуй! Матросы худющие, на одних сухарях червивых просиживали. Паруса штопаные-перештопанные, борта гнилые. Хорошо, хоть цехмейстер артиллерии толковый попался, бригадир Ганнибал, Иван Абрамович. Ой, проворный был малый, курчавый, чумазый, что турок, но порядок от матросов требовал железный. Пушки все начищены, салом смазаны, в крюйт-камерах ядрышко к ядрышку.

– А моряки сильно устали от перехода?

– В бой рвались, черти. Голодные, больные, тощие, злые, турок им подавай. Османов мы настигли у острова Хиоса. Я взглянул в трубу подзорную – мать честная! – да там их не меньше шестидесяти вымпелов. У нас кораблей раза в два меньше. Я собрал Спиридова, Эльфистона, Грейга. Что делать? Силы неравные. А нам отступать некуда. За спиной портов нет, чтобы укрыться. Только вперёд, очертя голову. Спиридов и предложил атаковать турок под прямым углом тремя звеньями, прямо в кардебаталию. Не по правилам – говорю. Надо авангардный бой завязать, потом кардебаталию атаковать. А Спиридов своё гнёт. В авангардном, говорит, все фрегаты потеряем. Пушек у нас меньше. Ругались мы с ним, ругались, призвали в помощь Грейга и Эльфистона. Грейг согласился: идея интересная. Эльфистон пожал плечами, мол – и так плохо, и так не очень.

Ввязались мы в бой. Турки ядрами швыряют, пытаются мачты нам снести, да ванты порвать, Борта трещат, что скорлупа ореховая. А мы их брандскугелями зажигательными оплевали. Спиридов на линейном «Евстафии» сцепился с флагманским «Реал-Мустафа». Линейный «Европа» поддержал огнём. Ганнибал, чертяга эдакий, как дал залп брандскугелями. Что он в ядра зажигательные набивал – одному ему известно, да только вспыхнул ярким пламенем «Реал-Мустафу». Турки пушки побросали – и в воду попрыгали. Корабль пылает, заряды рвутся. Головёшки во все стороны летят. «Евстафии» уйти бы надо, а тут, как назло ветер стих. И корабль Спиридова течением понесло прямо на горящих турок. Грот-мачта с «Реал-Мустафы» рухнула, да на палубу «Ефстафию». Видать искры попали в крюйт-камеру. Бабахнуло так, что корабль надвое разорвало. Я за голову схватился. Там же брат мой, Фёдор был, призовую команду возглавлял.

– Погиб? – ужаснулся я.

– Выжил, черт. Почти вся команда сгорела или утонула, а его Бог миловал. Спиридов выжил. Так я же тогда не знал. Мне кричат: – Вон, капитан Круз плывёт на куске мачты. Его вытащили. Он весь изранен, обгорел: ни ресниц, ни бровей, штаны сгорели, вся задница в пузырях, но жив, слава Богу. А тут следом за «Евстафией» «Реал Мустафа» грохнул так, что у меня шляпу снесло. Турки испугались. Флагман-то их потоплен. Давай рубить якоря и в бухту удирать под прикрытие береговых батарей. Я приказал раненых подбирать. Все Фёдора кликаю, расспрашиваю спасённых: не видал ли кто его. Гляжу, шлюпка пришвартовалась, в ней Спиридов весь чумазый, мундир его парадный – в клочья, без шляпы, без парика, лысина красная от ожогов, а с ним и брат мой, видом не лучше. У меня от сердца отлегло. «Федька, – кричу, – ты не ранен?» А он мне, черт горелый, отвечает: – «Яичницы хочу. Проголодался». Всего пятьдесят человек спаслось, а четыре сотни сгинуло. Но туркам мы показали, кто такие русские моряки.

Победу-то мы одержали, но сил у турок все же больше. Что дальше делать. Эльфистон предложил запереть турецкие корабли в гавани и ни в коем случае не выпускать. А гавань Чесменская небольшая, османским посудинам не развернуться. Но и атаковать их сложно. Пушек у них больше, да ещё береговые батареи. А у нас зарядов – на один бой. И брать больше негде. Ганнибал, Иван Абрамович – светлая голова – предложил соорудить брандеры, да пустить в самую кардебаталию турок.