Виктор Бурсин - Времена забытых лет

– Просыпайся, Коля, – Андрей потряс товарища за плечо, – утро во всю, петухи уже не по одному разу прокукарекали. Гаврилка с женой, вон, скотину обряжают.

– Я просыпался с мыслями, что все это сон, а тут ты в сене, со своими петухами. Такое ощущение, что я дня три не ел, а моему организму необходимо горячее дробное питание.

– Ага, сейчас, подаст тебе Гаврилка на подносике кофейник с горячими круассанами. Но то, что ты не грустишь, уже хорошо.

– Да тут грустить некогда, выживать надо, Андрюша, приспосабливаться, а там, глядишь, и яму поищем, может, она в две стороны работает. А может, закончится сегодня это кино, и мы с тобой дома будем к обеду. Ладно, давай пока посмотрим, что у нас с собой есть, что можно обменять, а то мы так с голоду помрем. Деньги наши тут, похоже, не котируются. Гаврилка вчера повертел пятисотрублевку как фантик и вернул совсем не впечатленный.

Друзья начали доставать все из карманов и рюкзаков и складывать на овчине. Два складных ножа с короткими лезвиями, которыми тут не напугать даже курицу, были признаны не годными для самообороны и вполне могли пойти для продажи или обмена. Двое наручных часов: один хронометр был из разряда бюджетной Швейцарии, что, видимо, никак не возвышало его над добротной отечественной «Ракетой» с руки Николая. Документы и ключи от машины, не имеющие практического применения и дорогие для хозяина, договорились не пускать в оборот. Два смартфона, заряды на которых были от 70 до 75%, решено было отключить для сохранения аккумуляторов. Дополнительный аккумулятор, термос, хоть и послуживший, но исправно выполняющий свою функцию, несколько пустых пакетов, баллончик со спреем от клещей и комаров, зажигалка и пачка сигарет иностранной марки с восьмью сигаретами, на пару из которых уже претендовал Гаврилка, две карамельки и обрывок блистера с тремя таблетками от головной боли. Коробок спичек, заполненный наполовину, нашелся в кармане на рукаве у Андрея.

– Коля, а твоя увесистая золотая цепь на шее? Еще неизвестно, как к ней тут отнесутся. Но золото ценится во все времена. Давай на нее тоже рассчитывать.

– Тогда давай в актив положим твои золотые коронки.

– Коронок у меня нет, а золотые фиксы в лес не надел, – улыбаясь, сказал Андрей, а вот, обручальные кольца тоже бы подошли. Да, дома, сейчас, наверное, кошмар, не знают, что и думать. Я дочку обещал сегодня в Ярославль отвезти.

Оба товарища загрустили, каждый думал о близких. В это время снизу раздался голос Гаврила:

– Ну, чего, паря, проснулись? Пошли харчеваться, да я вас на подводу-то пристрою, доедите позапутно до Вологды.

Собрав вещи и прихватив овчину, друзья спустились и пошли в избу вслед за хозяином. Дом был не новый, дальний угол заметно просел, и от этого пол имел порядочный уклон. В скромной избе стоял полумрак из-за холстов, натянутых вместо стекол и пропускающих мало света. Комната была примерно четыре на четыре метра, треть ее занимала массивная закопченная печь с лежанкой. Вдоль стен стояли длинные деревянные лавки, накрытые ткаными половиками. Возле окна расположился большой стол из грубо обработанного дерева. В верхнем правом углу за полотняными занавесками виднелись иконы, и горела маленькая свечка. На лавке возле печи была разложена различная кухонная утварь, рядом на полке отдельно стояла подаренная эмалированная кружка. У печки возилась полноватая женщина в длинном сером зипуне, волосы были убраны под цветной платок. Она повернулась и с любопытством поглядела на вошедших гостей.

– Здравствуй, хозяюшка, – первым начал Андрей, – прости нас за беспокойство, мы ненадолго.

– Здрасьте, – поддержал Николай.

– Это женка моя, Авдотья, а это ль странники, про чьих я тебе сказывал, Андрей и Николай. Ну-с, седайте на лавку в красный угол.

Друзья сели на лавку под образа. Авдотья накрыла стол новой чистой льняной скатертью, принесла кувшин с парным молоком, деревянную миску с несколькими яйцами, миску с кусками ржаного хлеба, крынку со сметаной, две деревянные ложки и две крынки под молоко. С голодухи все выглядело очень аппетитно. Гости торопливо начали завтракать, а хозяева с любопытством на них поглядывали.

– А скажи-ка, Николай, чаво вам в Вологде-то надобно? Времена ведь сейчас лихие, того и гляди не разберутся – прибьют, везде лазутчиков ищут. Я и сам вчерась вас за их принял.

– Весть у меня для воеводы вашего, очень важная, какая не скажу, то дело государево, – уплетая очередной кусок хлеба со сметаной, ответил Николай.

– Вона как, ну, тогдысь понятно все, – раздумывая промолвил хозяин.

– То, что могут не разобраться, это ты точно, Гаврил, подметил, бумаги-то наши все у лихих людей теперь, да и одежда у нас заморская, как ты назвал, малохольная, – улыбнулся Андрей.

– Дык я не обиды ради. А с одеженкой туго, уж больно наша простетска для тебя, в такой к воеводе точно не пустют.

– Гаврил, а чьи там черные одежды висят на улице, сушатся? – спросил Николай.

– Этак рясы монастырские, батюшка велел Авдотье настирать к завтра.

– Дай нам их до Вологды доехать, мы до воеводы доберемся, а потом обратно отдадим, – продолжал Николай.

– А берите, чаво хорошим людям не жалко. Авдотья, принеси-ко со двора.

Авдотья неодобряюще посмотрела на мужа и вышла из избы.

– Ругаться будет? – спросил Андрей.

– На то она и баба, чтоб ругаться. Сбрехнет, что течением реки унесло, своим ходом в Вологду отправились, – засмеялся Гаврил.

Гости тоже засмеялись, а Андрей даже похлопал хозяина по плечу.

– Рад я, Гаврил, что свиделись мы с тобой, и мужик ты настоящий, вот тебе штука такая в подарок, называется «термос». Тоже заморская и очень дорогая, – сказал Андрей, доставая подарок из рюкзака.

– Ты сейчас все наши заначки передаришь, а завтра мы с тобой сами в холопы пойдем ради еды. Будь порасчетливее, Андрюша, – наклоняясь, негромко произнес Николай.

Андрей вкратце пояснил Гаврилу принципы работы термоса, чем очень удивил того. Тем временем вернулась Авдотья и принесла рясы. Мужчины надели их поверх своей одежды, посмотрели друг на друга и рассмеялись. Авдотья перекрестилась и вышла из избы.

– А кресты где на цепях? – полушутливо спросил Андрей.

– Наперсных крестов обычные священнослужители сейчас не носят, их начнут надевать только при Николае II, – негромко пояснил товарищу Николай.

– Тем лучше, а то пришлось бы цепь твою отливать в кресты.

Рясы скрыли одежду, обувь еле виднелась из-под подола, рюкзаки на плечи надевать не стали.

– Скажи, Гаврил, а стекол в окна избы у вас никто еще не ставит? – спросил Николай.

– Стекляшки ставят в очень богатых домах Вологды. У нас в деревне либо промасленный льняной холст, иль рыбий пузырь, но он быстро рвется, хотя свету от него поболее. Волосы у вас острижены, паря, совсем не как у монахов, найду вам чавой-нибудь, – с этими словами Гаврилка выволок из сундука две серые войлочные шапки. Гости натянули их и опять улыбнулись: