Маргарита Закарьян - Звуки родного двора

Погремушкин взял фонарь, повертел его в руках, разглядывая со всех сторон, затем засунул во внутренний карман не первой свежести пиджака и произнес:

– А руль когда вернешь?

На вопрос Погремушкина отреагировала входная дверь: она открылась, и в комнату вошел Сергей Григорьевич Токмазов, отец Никиты и сын бабы Вари. Это был обаятельный и красивый мужчина тридцати пяти лет. Его благородство и воспитанность не позволили вдаваться в подробности случившегося. Поэтому как только он уловил суть «разборок», мгновенно в деликатной форме заявил соседу: «Завтра руль будет вам возвращен!».

Погремушкин не ожидал такой удачной развязки, виновато улыбнулся и вышел, не закрыв за собой дверь, унося в засаленном пиджаке самую драгоценную вещь Никиты – фонарь.

После минутной паузы Сергей Григорьевич спросил:

– Обедать будем?

– Да-да, конечно… – вспомнила о своих обязанностях баба Варя и устремилась на кухню.

За столом сидели молча. Царила такая тишина, что тиканье часов на стене можно было принять за бой колоколов. Леня уставился в тарелку с супом, боясь поднять глаза. Он никак не мог поймать в ложку плавающий в супе картофель, в итоге третья часть супа оказалась на его коленках, майке и шортах.

– Куда торопишься? – спросила баба Варя Леню, нарушив молчание.

– Домой. Я забыл дедулю покормить.

– Но у тебя нет дедушки.

– Да нет, это я так кота своего называю.

– А почему «дедуля»?

– Потому что кот старый, – пояснил Леня бабе Варе. У той от удивления брови превратились в две большие дуги.

– Пап, можно я Ленчика провожу домой? – неожиданно спросил Никита, чуть не поперхнувшись грушевым соком.

– Ненадолго. Скоро мама придет, – коротко ответил Сергей Григорьевич. Он выглядел как никогда устало и совершенно не был настроен на серьезный разговор. Дипломат по природе, он решил, что гораздо искуснее с этим справится его жена Жанна Васильевна. Это вовсе не означало, что Сергей Григорьевич перекладывал на хрупкие плечи жены воспитание сына. Он был убежден, что главное в семье самому быть на высоте, подавать хороший пример сыну. По его мнению, ребенок вырастет особенным, если сам сумеешь предстать перед ним особенным: щедрым, добрым, любящим, великодушным. И он старался быть таким. Может быть, не всегда это получалось, но сегодня Сергей Григорьевич вел себя корректно. Он ни разу не попрекнул детей в случившемся, отделавшись короткими фразами: «Брать чужую вещь стыдно! Тебе, Никита, было обидно, когда во дворе исчез твой самокат. Зачем же так поступаешь с другими?».

– А можно я заберу у него свой фонарик?

– Не смей. Купим новый, – коротко ответил Сергей Григорьевич, резко вышел на балкон и закурил. Перед ним распростерся маленький уютный дворик со всей его размеренной жизнью, типичной для многих южных городов. Анапа не была исключением. Во дворе друг за другом расположились четыре трехэтажных дома. Построены они были в конце 60-х и в то время казались небоскребами. Дом, в котором жили Токмазовы, разместился в центре двора.

С балкона их квартиры на втором этаже был виден если не весь город, то большая часть прилегающей к домам территории лежала как на ладони. Красивый анапский пейзаж радовал глаз.

Чудный летний день близился к концу. Солнце выбилось далеко за крыши домов и устало посылало слабеющие лучи на виноградную лозу, в плену которой оказались все три этажа дома. Гроздья еще зеленого винограда набирали силу. Твердые ягоды созревали медленно, плотно прижавшись друг к другу в ожидании августа. Токмазов, облокотившись на перила балкона, почувствовал прикосновение зеленых ягод и ощутил новое, не испытанное им ранее чувство таинства природы. Ощущение облегченности и равновесия вызвало у него спокойствие мыслей.

– Здесь все закономерно. В жизни все не так. Никакой размеренности, последовательности. Планируешь одно, а получается другое. Вот уж правда: «Хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах»! В субботу собрался выехать к морю, а тут краевая комиссия по сдаче жилого объекта в микрорайоне, – рассуждал Токмазов. Громкая перебранка мужиков, кричащих в конце двора, вернула его к действительности. Игры в домино, шашки, нарды были естественным состоянием двора. Сегодня забивали козла. Среди болельщиков Сергей Григорьевич увидел Погремушкина. К нему подошел Виктор Шмелев – щупленький мужичок неопределенного возраста. В руках он держал монтировку и болты. Погремушкин начал эмоционально что-то объяснять Шмелеву, указывая на разобранную машину за небольшой постройкой в глубине двора. Затем он обратил внимание Шмелева на балкон Токмазова. Когда Погремушкин пальцем указал в сторону балкона, то слегка смутился при виде курящего Сергея Григорьевича. «Жизнь в маленьком городке хороша тем, что если ты не можешь вспомнить, чем занимался, кто-нибудь всегда тебе об этом напомнит», – подумал Сергей Григорьевич при виде направленного в его сторону пальца Погремушкина.

Из-за угла соседнего дома появился Никита. Он шел вприпрыжку и жевал жвачку, надувая ее в маленькие и большие шары, которые лопались на его губах, издавая при этом звуки хлопка. Из кармана Никиты выпали яркие обертки от жвачек.

Марья Изотовна, ворчливая старушка 70-ти лет из соседнего дома, подняла обертку и дребезжащим голосом выразила протест всему заграничному:

– Нынче все импортное подавай, а нам в наше время леденцы раем казались, – пропела она, распространяя при этом запах нафталина.

Усевшись поудобнее на лавочке рядом с детской песочницей, она с любопытством рассматривала прохожих, останавливая придирчивый взгляд на молодежи. Внешний вид девушки в коротенькой юбочке усугубил и так недовольный вид старушки. Юбочка у девушки была настолько коротка, что при незначительном изгибе или наклоне спины можно было увидеть то, что Мария Изотовна называла «срамом». С Летней эстрады в поддержку веяний моды, оглядываясь на запреты времени, звучали «Битлз». Девушка, улыбаясь, шла в такт музыке, красиво покачивая бедрами. Токмазов, под впечатлением ностальгических, будоражащих душу красок лета, с умилением смотрел вслед уходящей юности. Все, что вызывало восхищение на его лице, становилось предметом ворчливой непримиримости и раздражительности у Марьи Изотовны. Нетерпимость ко всему современному читалась во всем облике старушки. В жвачке и «Битлзах» она видела главных врагов времени, угрозу системе, которая ей была бесконечно дорога и прощаться с которой она никак не хотела.

Но музыка делала свое дело. Дворик стал веселым, а его жители – на мгновение счастливыми. Солнце, блеск зелени, удивительный, ни на что не похожий морской воздух творили чудеса, независимо от того, ухудшалась или улучшалась жизнь обитателей двора. Жизнь шла своим размеренным ходом. «Лучший городской пейзаж – это хорошие соседи», – подумал Токмазов. Он докурил сигарету и вернулся в зал, прикрыв за собой балконную дверь, за которой остался уютный, красочный двор, наполненный застойной атмосферой 80-х годов.