Сергей Евгеньев - Фабрикант

Он что было сил пришпорил коня, которому тоже изрядно досталось, и, вырвавшись из кольца нападавших, во весь опор поскакал прочь из села. В след ему летел радостный хохот, свист и улюлюканье. В сознании только что произошедшее никак не укладывалось – это же просто дикость какая-то. Избивать полицейского урядника посреди села белым днём! Казалось, опора этого мира рушится и всё летит в тартарары.

Степан Иванович гнал коня в Кинешму, чтобы доложить о происшествии уездному начальству. По пути встретил семейство Коноваловых, которое за каким-то чёртом тоже потащилось в это треклятое Тезино. Он, конечно, посоветовал купцам носа туда не совать, но они не послушали. В Кинешме к его донесению отнеслись с крайней серьёзностью и тотчас доложили в губернское управление, в Кострому.

Победители тем временем расположились на брёвнах перед лавкой, которые её хозяин Прокоп приготовил для какой-то стройки. Васька со своей добычей исчез куда-то. Коля попробовал уговорить Дятлова тоже уйти, но тот в хмельном запале, наотрез отказался. Тогда парень собрал рассыпавшиеся продукты и пошёл один, велев Михаилу не напиваться. Тот обещал, но сразу же принялся пить с рыжебородым. Через какое-то время они заспорили накажут ли их за то, что ограбили лавку. Все воодушевлённо кричали, что ничего не будет, Кормилицын и Разорёнов возместят всё Прокопу, когда поднимут расценки, чтобы люди вернулись к работе – другого выхода у них нет!

Дятлову вдруг пришла в голову замечательная идея. Он, шатаясь, побрёл назад в разграбленную избу. Исчезновения Михаила никто не заметил. По полу из опрокинутой корзины раскатились яблоки. Некоторые были раздавлены сапогами. Винные полки стояли пустыми. Одна бутыль разбилась, осколки разлетелись и хрустели под подошвами. Из опрокинутых кадушек вывалились огурцы и капуста. Хозяйственная утварь тоже была беспорядочно разбросана. «Точно на каторгу отправят», – подумал Дятлов, рассматривая весь этот разгром. Он шарил по всем углам и наконец нашёл, что искал. Бутылки с керосином стояли в глубине под прилавком. Михаил взял одну, вышел на улицу и зачем-то обошёл лавку вокруг. Его новые приятели дрались. Дятлов поджёг тряпочную затычку предусмотрительно захваченными спичками и швырнул бутылку в окно. В лавке полыхнуло сразу. Тут он заметил, что с дороги на него смотрит подросток – внимательно и спокойно. Одет незнакомец был хорошо, аккуратно. Михаил несколько секунд не сводил глаз с умного и уверенного в себе парня, размышляя что делать, но тут его окрикнул пожилой благообразный купец, стоявший у коляски в конце улицы. На том и расстались – мальчишка побежал к своим родственникам, а Дятлов, сплюнув, пошёл на поляну.

– Ты зачем лавку поджёг? – ошеломлённо спросил рыжебородый, минуту назад яростно дравшийся с собутыльниками.

– Теперь ничего не докажут. Не грабили мы ничего. Где лавка? – ответил Михаил заплетающимся языком.

Вокруг весело рассмеялись. «Голова», – кто-то одобрительно хлопнул его по спине. От жара вылетели стёкла, разгорающийся костёр трещал и плевался искрами. Рядом стоять было уже нельзя. Компания отошла на дорогу, любуясь огненным танцем. «Айда Борьку Куликова подпалим. Он гнида живёт что-то хорошо. Сам из ткачей, а дачка втрое против нашей. Образованный, видишь ли. И чего теперь?» – предложил Кузьма – тощий сутулый парень. Идея встретила бурное одобрение. Кузьма и Дятлов взяли по горящей головешке и все бодро пошли к дому Бориса.

Дальнейшие события слились в единую карусель – много пили, кого-то подожгли, потом пели и дрались. На следующее утро Михаила выворачивало наизнанку, было так плохо, как никогда раньше. Добрый товарищ с рыжей бородой не дал пропасть другу – заставил, несмотря на рвотные позывы, выпить полстакана тёплой омерзительной водки. Пересилив себя, Дятлов сидел, обхватив раскалывающуюся голову руками и еле сдерживая подступающую тошноту. Вскоре полегчало и мир вокруг заиграл красками. Жизнь снова завертелась в пьяной круговерти. Что делал и куда ходил, Михаил не помнил совершенно. Помнил только, что посреди попойки Коля принёс и швырнул мешок с его вещами, но он и внимания не обратил. Очнулся Дятлов от дикой головной боли и жажды. Место было незнакомым, рядом в тесной каморке храпели рыжебородый, Кузьма и ещё какие-то мужики. «Я не у Коли», – подумал Михаил. Он тихонько, стараясь не разбудить спящих, вышел на улицу. «Казарма», – узнал Дятлов место, где провёл ночь. Он добрёл до колодца и жадно напился ледяной воды. На улице была тишина, пахло свежестью утра вперемешку с дымом залитого костра. Небо только начало светлеть. В полной тишине Михаил различил дружный топот множества ног. Он вскочил с лавки, на которую присел, напившись, и увидел в начале улицы клубы пыли. Плохо понимая, что делает, Дятлов опрометью бросился сначала в казарму за своим сидором, а затем прочь из села в сторону рощи на пригорке. Добежав, он обессиленно сел прислонившись спиной к стволу берёзы. От бега в ушах стучала кровь, сердце било, подобно кузнецкому молоту, перед глазами плясали зелёно-красные круги. «Полиция! За нами пришли! Надо бежать! Куда? Куда? К Митьке Малькову в Вичугу, а оттуда назад в Иваново. Мы ведь позавчера урядника побили, лавку разграбили. Дома пожгли. Это каторга, а то и виселица», – в голове вихрем пронеслись мысли. Со стороны Тезинской площади резко затрубил горн и застучал барабан. Послышались обрывки чьих-то громких команд. Михаил вскочил и тихо выглянул из-за дерева, силясь рассмотреть, что происходит в селе. Вдруг к затылку прижалось что-то ледяное, бездушно щёлкнул взведённый курок. Дятлов обмер от неожиданности.

– Не дёргайся! Пристрелю! – сказал чей-то спокойный властный голос.

Кострома, апрель 1889 года.

Тёплый весенний вечер пришёл на смену жаркому дню. Всё ощутимее было приближение лета. Голубое высокое небо украшали небольшие белые облака, неторопливо плывущие куда-то вдаль. Под стать им – не спеша – по саду, украшенному яркой сочно-зелёной листвой, прогуливался высокий немолодой господин. Он был худ, седые усы гордо топорщились параллельно земле, обрамленная сединой обширная лысина покраснела от первой встречи с весенним солнцем, словно от стыда. Осанка его была прямой – про таких говорят: «Аршин проглотил». Без малого сорок лет назад он проходил службу в гренадёрском полку, военная выправка осталась на всю жизнь. Костромской губернатор Виктор Васильевич Калачов начал вечерний моцион.

От таких неспешных прогулок чиновник получал истинное удовольствие и старался насладиться каждым мгновением солнца, не баловавшего здешние широты своим частым присутствием. Под ногами умиротворяюще скрипел песок дорожек, глаз радовался стройным рядам лип и дубов, образующим длинные безупречные коридоры. Мысли были такими же безмятежными. На сегодня присутствие закончилось, жизнь текла спокойно и плавно, не преподнося неприятных сюрпризов. На Пасху приезжали сыновья. Они пошли по отцовским стопам: недолго числились на военной службе (так было выгоднее для карьеры), а затем переходили на гражданские должности по различным ведомствам. Дальше постепенно, ступенька за ступенькой, вверх – небедно, сыто и покойно.