Сергей Евгеньев - Фабрикант

Виктор Васильевич и сам так прожил. Скоро уже пятьдесят пять лет исполнится. В молодости недолго числился в гренадёрском, затем в стрелковом полках. Вышел в отставку при первой возможности, а дальше как по маслу – чиновник Министерства народного просвещения, затем по линии Министерства юстиции служил. Теперь вот – губернатор. Сначала в Харькове начальствовал, а пять лет назад перевели сюда, в Кострому. Для уроженца первопрестольной, казалось бы, глухая провинция – на сотни вёрст вокруг сплошные леса да редкие сёла. По сравнению с той же Харьковской губернией – медвежий угол, пустой и почти ненаселённый. Но так рассуждает только человек недалёкий. Здесь колыбель правящей династии, здесь Романовых просили взойти на престол, поэтому край тут не глухой, а заповедный, никогда вниманием государя-императора обделён не будет. Что же до патриархальности быта – Калачову она только нравилась. Его губерния отражает жизнь России при Романовых: мирную, степенную и довольную.

– Виктор Васильевич … Виктор Васильевич! – кто-то отчаянно звал губернатора.

Калачов неспешно обернулся. Навстречу ему от входа в сад со стороны Борисоглебской улицы торопился полицмейстер. Одной рукой он придерживал фуражку, второй то и дело бьющие по бедру сабельные ножны. Рядом с исправником шагал незнакомый молодой человек. Губернатор был крайне удивлён – чего это полицмейстер так торопиться? Неприятное предчувствие скользкой холодной змеёй начало проникать в мысли, шипя: «Что? Домечтался? Всё чинно идёт? Сейчас тебя этот с саблей огорошит! Не слететь бы тебе, Витя, с должности». Калачов по инерции величаво пошёл навстречу задыхающемуся от непривычно быстрой ходьбы исправнику. Лицо его автоматически, словно он находился на службе, приобрело каменное выражение, глаза, от природы чуть навыкате, засверкали, но по спине вдруг предательски потекла капля пота.

– Господин губернатор …, – полицейский начальник, задыхаясь, наконец добежал до остановившегося по середине парка надменного чиновника, – Уфффффффф, запыхался с непривычки … Тепло сегодня как … уфффффффффф.

Калачов с раздражением молча смотрел сверху вниз на невысокого тучного охранителя порядка, взмокшего от быстрой ходьбы, ожидая более содержательного рассказа. Воротник полицейского потемнел от пота, туго врезавшаяся в него шея покраснела. Он снял фуражку и вытер лоб платком, ножны с саблей наконец успокоились и перестали брыкаться. Попытался начать доклад, но дыхание никак не желало успокаиваться. Наконец, еще раз промокнув лоб уже сырым платком, пару раз шумно выдохнув воздух, смог говорить.

– Ваше превосходительство, бунт! Из Кинешмы доложили – на мануфактуре Никанора Разорёнова и Михаила Кормилицына ткачи безобразничают, работу бросили, пьянствуют.

– На какой мануфактуре? Какой бунт? – Калачов остолбенел. – Что ты несёшь?

Он, конечно, читал в особых циркулярах о том, что в соседних губерниях доведённые до отчаяния нищетой, тяжёлым трудом и несправедливостью фабрикантов, люди начинали громить всё вокруг, разом сметая устоявшийся порядок вещей. Чтобы их усмирить, требовалось проводить практически военную операцию. Какая-то варварская дикость, немыслимая в центре великой Империи на исходе 19-го века! Сам Виктор Васильевич свидетелем подобного ни разу не был. Будучи с визитами на многочисленных местных мануфактурах, он наблюдал полнейшую гармонию хозяина и работника. Здешние купцы, люди, по его мнению, дремучие (староверы почти все), уверяли его, что у них на фабриках такого быть не может – в отношениях лад и послушание, словно у отца с чадами. Аккуратно расчесавшие и намаслившие волосы и бороды ткачи, прядильщики и прочие работяги вместе с бабами и детьми благоговейно встречали его хлебом-солью и благодарили своего благодетеля за всё. Фабриканты вели себя также, только встречали раньше простого люда, а угощения были изысканней и наряды богаче. Он их предупреждал, не напрямую – иносказательно, что непорядка в губернии не допустит. Те уверяли, что подобное невозможно, что у них всё по-другому, чем у соседей. И главный фабричный инспектор им поддакивал. И тут такое!

– Какой бунт? – шипящим шёпотом ещё раз спросил Калачов, – Белены объелся?

– Никак нет! – молодцевато гаркнул исправник.

– Тихо! – тем же полушёпотом просвистел губернатор, – Ещё на площади всем объяви! А вы, милостивый государь, чьих будете?

Вопрос адресовался молодому человеку, пришедшему с полицмейстером. Тот, в суматохе не будучи представленным, скромно стоял чуть поодаль и спокойно смотрел на происходящее. Был он тридцати лет, высок, строен и аккуратен – одет опрятно, русые волосы безупречно расчёсаны, взгляд внимательный. Калачов опытным взглядом определил в незнакомце армейскую выправку, которую не могла скрыть гражданская одежда.

– Фёдор Иванович Черкасов, прохожу службу по секретному делопроизводству Департамента полиции. В Кострому прибыл по служебной надобности, – чётко ответил тот.

– Жандармский значит… Что ж, – губернатор в задумчивости потёр подбородок. – Пойдёмте, всё спокойно скажете.

Калачов взял полицейского чиновника под локоток и настойчиво повёл вглубь тенистой аллеи. Черкасов шёл рядом. Мысли Виктора Васильевича бешено скакали, но многолетний опыт государевой службы подсказывал, что перед подчинённым выказывать эмоции негоже. Таким манером они вполне благопристойно, словно задушевно беседуя, если смотреть со стороны, прогулялись до ограды сада, развернулись и побрели обратно. Будто три друга решили подышать свежим воздухом на исходе чудесного дня, обсуждая что-то возвышенно-философское.

– Не напутали ничего? – наконец успокоившись спросил губернатор. – Мало ли твои молодцы малость преувеличили? Показалось может от испуга?

– Тамошний урядник – Степан Иванович – поведения трезвого и не пуглив. Чьи-то сплетни распускать, не перепроверив, не будет, – полицмейстер, отдышавшись, говорил негромко и чётко, – Получив сообщение о беспорядках, поехал проверить. Прибыв в село Тезино, убедился в пьянстве местных работников, которые напали на него, избрав в качестве оружия камни и доски, выломанные из заборов. Численность бунтующих оценивает человек в двести. Люди собрались на площади и требуют увеличить оплату за труд. Разграбили харчевую лавку при тамошней фабрике. Заметив полицейского урядника, начали кричать ему оскорбления, тем самым подвергнув сомнению авторитет государевой власти. Я Степан Иваныча знаю давно и лично. Он старый служака, попусту помощи просить не станет. Кроме того, уезжая сделать доклад, он заметил, что в селе начался пожар. Спалили чего-то, может спьяну, а может и специально. Я завтра туда собираюсь дознание произвести, затем Вашему превосходительству доложу о том какие меры целесообразно принять, чтобы искоренить…