Сергей Евгеньев - Фабрикант

Костромская губерния, апрель 1889 года.

Апрельский вечер был тёплым. Закончилась праздничная неделя после Пасхи. Только отгремела первая гроза, и противоположный берег Сунжи 3 3 Приток реки Волга. был так красив, что подросток, рыбачивший на берегу, жалел, что Бог не дал ему талант живописца. Конечно, давно изобретены фотографические карточки, но разве могут черно-белые маленькие прямоугольники передать всё буйство цвета этого природного полотна. Садящееся солнце золотом залило уже зазеленевшие холм и деревья на другом берегу, засиявшие в его свете, как изумруды. Острые макушки сосен, округлые кроны осин и берез упирались в почти чёрную грозовую тучу. Ветер качал ветви так, что казалось они отпихивают от себя эту грязно-пепельную перину, пытаются столкнуть её за реку. Выдохшиеся после грозы тёмные клубы медленно отступали, а на освободившееся пространство радостно врывались солнечные лучи. В награду за пережитый испуг за поворотом реки выросла радуга, переливаясь своим основанием в водной глади, и проходя победной чертой через слабеющий чернильный морок.

Саша, так звали мальчика, засмотрелся на эту красоту. Забытая удочка валялась рядом. Он очень любил это время, предвещающее наступление настоящей весны, а следом и лета. Для его родных мест, большую часть года покрытых непролазной грязью или засыпанных снегом, скованных трескучим морозом или залитых тусклой серостью нескончаемых холодных дождей, лето было настоящим праздником. Теплота и яркие краски, которыми оживала природа, преображали знакомые просторы. Долгие светлые дни позволяли наслаждаться ими, отдыхая от осенне-зимнего сумрака. Жаль лишь, что лето, как и положено настоящему празднику, пролетало с быстротой кометы – не заметишь, как начнут облетать жёлтые листья под плачь дождя. Но сейчас природа только начала украшать поля и леса зеленью, ещё не в полную силу звучали оркестры стрекочущих насекомых и звонких птиц. Осознание, что весь праздник ещё впереди грело душу подростка. В тринадцать лет, столько исполнилось мальчику, ощущение начала жизни было особенным, а горизонты впереди казались безграничными.

Саша поднял удочку и поудобнее устроился на коряге, торчащей из воды. Поплавок неспешно скользил по реке и чуть подрагивал. Рыбалку он любил, здесь тишина и покой, можно подумать о чём-то важном, а можно, не думая, просто отдыхать, глядя на плавный ход воды.

– Саша! – спустившаяся с пригорка дочь кухарки – проворная девчушка лет десяти – окликнула его звонким голосом. – Александр Петрович вернулись. Самовар приготовили, сейчас чаёвничать будут. Тебя зовут.

–Уже иду, спасибо.

Девчонка убежала, а юноша собрал снасти и не спеша пошёл по тропинке в гору. Во дворе семейной усадьбы ему первой встретилась кухарка, заглянувшая в корзину с уловом. Там было пусто – Сашу настигла гроза, и он почти всё время прятался под перевёрнутой лодкой на берегу. На веранде вовсю дымил самовар, наполняя округу уютным дымным запахом. Александр Петрович сидел у стола в кресле и гладил кошку, по-хозяйски устроившуюся у него на коленях.

– Тут даже Маркизе не хватит, – со смехом потрепала мальчика по голове кухарка Матрёна.

– Вот и славно, внучок. А то за неделю всю рыбу из речки вытаскал, скоро совсем не останется. Матрёна после твоего улова нас расстегаями балует или ухой, а я их видеть уже не могу. И обижать вас не хочется, работаете всё-таки: ты ловишь, она готовит, а у меня скоро рыбий хвост вырастет. Постился, постился, Пасху насилу дождался, а вы мне рыбу одну даёте.

– Маркиза бы не отказалась, у неё рыбий хвост что-то не растёт, – сказал мальчик.

– Она и так в довольстве живёт – все её подкармливают, мышей уже с презрением мимо обходит. Ласки захочет – на колени прыгнет и разрешения не спросит. Настоящая аристократка, – Александр Петрович бранился для вида, кошку он чаще всех сам и подкармливал.

Саша сел рядом. Деда он очень любил за его спокойную рассудительность, мудрость, доброту, любил даже за строгость, которая по отношению к нему была не грубой. Родители мальчика давно жили в разъезде – отец в Москве, ведя торговые дела предприятия, мама проживала с Александром Петровичем – её свёкром. Иван Александрович – так звали папу – нравом отличался неуравновешенным, к тому же был большим ценителем кутежей и прекрасного пола. Наружности Иван Александрович был видной – под два метра ростом, с пышными усами и чёрной шевелюрой (поговаривали, что он подкрашивает её, пряча седину). Обладая завидными капиталами, являясь наследником успешного предприятия, папа был окружен сворой почитателей, льстиво называвших его «Петр Первый» за еле уловимое сходство с покойным императором, и благосклонностью дам, ослеплённых блеском богатств кавалера. Сам Иван Коновалов относил подобострастие друзей и женское нестойкое жеманство на неотразимость собственной натуры. Екатерина Ивановна, мама Александра, с амурными похождениями супруга мириться не хотела. При редких встречах, которые происходили во время визитов мужа на родину, в село Бонячки (там они поначалу жили с сыном) госпожа Коновалова непременно устраивала сцены ревности. Горделивый супруг не выдержал однажды, объявил, что узами брака более себя связанным не считает, назначил Екатерине Ивановне денежное содержание, а Сашу вскорости забрал с собой, чтобы обучение сын проходил в первоклассной гимназии Москвы. Так мальчик в довольно юном возрасте оказался оторван от матери и жил с отцом, частое отсутствие, вспышки гнева и перепады настроения которого детской психике пользы не приносили.

Только с дедом, в честь которого был когда-то назван, Александр чувствовал себя в покое. Образ жизни Ивана Александровича сказывался и на учёбе мальчика – первоначальную гимназию пришлось сменить на Катковский лицей из-за частых отлучек Саши, которого отец мог забрать с собой в какую-нибудь поездку, чтобы тот смотрел и к купеческому делу привыкал. Александр Петрович, прекрасно зная характер сына, однажды решил вернуть внука на родину, посчитав, что пусть лучше мальчик учится в обычной костромской гимназии, а не привилегированной московской, но будет подальше от отцовских выходок. Саша был этому только рад. По учебным дисциплинам он успевал хорошо, поведения был отличного и рос чуть замкнутым, задумчивым и самостоятельным юношей, привыкшим полагаться на собственное мнение, так как взрослого советчика и воспитателя рядом часто просто не было. Его роль и взял на себя Александр Петрович, полюбивший беседовать с внуком обо всём на свете.

Коновалову-старшему на днях исполнилось семьдесят семь лет. Всю жизнь он провёл, строя и расширяя текстильное производство, основанное его отцом, прадедом маленького Александра. Сейчас предприятие было крупнейшим в уезде и хорошо известным на просторах Империи. Две крупные фабрики – бумаготкацкая в селе Бонячки в тридцати верстах отсюда и отделочная здесь, в местечке Каменка – вырабатывали разные ткани, отмеченные многочисленными наградами на выставках. Александр Петрович до сих пор управлял делом единолично, принимая участие во всём.