Малхаз Цинцадзе - Нестор

Пообедал Ожилаури хорошо. В ресторане Ляпунова уже не было былого шика, как, впрочем, и самого Ляпунова, но еще неплохо кормили, а за хорошие деньги подавали и пиво, правда, неизвестного производителя, но где ж теперь найдешь пиво Карнеева, Горшанова или Крона? Потягивая пиво, у которого даже не было названия, Ожилаури только вспоминал старые имена— мартовское, черное бархатное, золотая головка, кабинетное.

На Кузнецком мосту кипела торговля. Именно там издавна располагались антикварные и букинистические лавки. Сейчас, когда богатые москвичи нищали с невероятной скоростью, так же быстро открывались все новые и новые магазинчики, скупавшие за бесценок десятилетиями, а то и столетиями накопленное добро. Кто не успел уехать за границу и вывезти свое имущество, вынужден был сейчас менять все это на хлеб, мясо, спички, уголь. Антикварные лавки продавали не только старинные вещи, но и вещи, принесенные жуликоватыми наглыми молодыми парнями, ежедневно десятками грабившими не только московские квартиры, но и подмосковные дачи и особняки. Ожилаури стороной обходил вновь открывшиеся магазины, за прилавками которых стояли поднаторевшие в новом деле славяне. Ему нужен был старой закалки еврейский антиквар, который будет долго хитрить, никогда не скажет реальной цены, но зато по достоинству оценит принесенную вещь. Наконец он выбрал одну такую лавочку, рядом с часовым магазином Павла Буре. В большинстве такого рода магазинов давно уже продавали и одежду, и утюги, и медные тазы, любую хозяйственную утварь, но здесь еще держали марку вывески «Антикварный магазин Х. Я. Гехта. Все, от Рамзеса I до Александра III».Ожилаури улыбнулся. Три года, как евреи появились в Москве, но дела свои вели так умело и хватко, будто жили здесь столетиями. Темный извилистый коридор, уходящий куда-то вглубь здания, от пола до потолка был заставлен мраморными фигурами, часами, упакованными в разнообразные бронзовые и чугунные композиции, картины и вычурные зеркала, подвешенные и приставленные к стене, полки книг, которые, наверное, никто и никогда не прочтет, красивые расписные вазы и литые канделябры, очень привлекательные фигурки обнаженных наяд и еще огромное количество ненужных, но так радующих глаз вещей. Тут же, слева от двери, возле маленькой уличной витрины, за высоким прилавком сидел, видимо, сам хозяин. Длинноносый седовласый мужчина в пенсне. Увидев вошедшего, он встрепенулся.

– Чем могу помочь, молодой человек?

– Здравствуйте, Хаим Яковлевич! – попытался отгадать имя хозяина Ожилаури. Тот вскинул кустистые брови, снял пенсне и стал его протирать.

– Ну, молодой человек, дядя Хаим – в Варшаве на Вольском бейт оламе, а Яков сейчас в Кремле новое государство строит, так что вам которого?

Ожилаури не смутился, этого не было в его натуре.

– Извините, я думал, Х. Я. Гехт – это вы. Но мне нужен человек, разбирающийся в старинных книгах.

– Вы попали куда надо. Меня зовут Леви Борухович, и я могу помочь. Покажите, что у вас.

Ожилаури достал из сумки книгу и положил на прилавок. Леви Борухович взял ее бережно, как реликвию, и осмотрел со всех сторон.

– Хм, – он недовольно взглянул на студента,– вы так и носите ее в сумке? Это старая книга. Любая царапина или пятно может испортить ее. Свой завтрак вы, наверное, заворачиваете в бумагу? Не так ли?

Антиквар кончиками пальцев переворачивал страницы, но не так, как Ожилаури, а с другого конца, внимательно рассматривал каждый рисунок, а иной раз разглядывал его через лупу.

– Ну и что? Что это? – нетерпеливо спросил Ожилаури.

– Вы куда-то торопитесь, молодой человек? Нет? Вот так и продолжайте. – Антиквар опять углубился в книгу, неторопливо изучая каждую страницу, некоторые даже понюхал, только что на вкус не попробовал. Наконец добрался до конца, по мнению Ожилаури – до начала. Вдруг что-то его заинтересовало на внутренней стороне задней обложки.

– Ах, вот даже как? —Он опять схватился за лупу и пробормотал:– Да, да, да.

– Что да, да, да? – опять не удержался Ожилаури.

– Нет, нет, нет,– отмахнулся Леви Борухович, на секунду замешкался. – Книга хоть и старая, но не особо ценная. В арабском я не очень разбираюсь, но это что-то вроде свода правил поведения. На арабские манускрипты спроса нет, кому они нужны сейчас? Если бы старославянский или хотя бы греческий— это другое дело. Вот у меня первое издание Маркса. Это сейчас в моде.

– Ну что ж, если вам не интересно…– Ожилаури взялся за книгу.—Коли ничего особенного, отнесу-ка я ее в университетскую библиотеку, подарю, хоть спасибо скажут.

– Подождите, молодой человек! – остановил его Леви Борухович.– Просто дарят цари. Вы же не царь? Немного денег вам не помешает. Рублей двести пятьдесят… ну, скажем, триста я дам за нее, может, кого заинтересует.

– Леви Борухович! Конечно, мне предпочтительней деньги, чем спасибо, и я согласен отдать вам ее… за тысячу, не меньше.

– А ну кыш! Брысь отсюда! —Леви Борухович замахал вдруг руками на витрину. – Эти бездомные мальчики – как грибы после дождя. Как будто их ветром разносит. Торчат в окнах, высматривают, как бы чего стащить.

Он обернулся к Ожилаури.

– Очень вы хитрый, молодой человек, не нашего ли племени? Как вас зовут?

– Меня зовут Федор Ожилаури. И я грузинского племени.

– Давайте мы сделаем так, Федор, – Леви Борухович накрыл книгу ладонью,– Я покажу ее одному знатоку арабской письменности. Может, он заинтересуется. А вы приходите завтра утром, и мы поговорим об окончательной цене.

– Ну что ж! Я опять согласен! Завтра утром приводите своего знатока, а я завтра утром принесу книгу,– и Ожилаури потянул книгу к себе.

– Подождите, подождите! – Антиквар выдвинул какой-то ящик за прилавком, достал оттуда завернутую в бархатный платок шкатулку.

– Эта шкатулка принадлежала господам Татищевым, пока их большевики… ну, сами понимаете.

Леви Борухович тщательно завернул книгу в платок и протянул ее Ожилаури.

– Так завтра к десяти утра жду вас, господин Ожилаури. Книгу берегите. – Поняв, что проявил чрезмерную заинтересованность, добавил:– На всякий случай. Может, лучше оставить? Нет? Ну, я вас понимаю. Время сейчас такое, брат брату не брат.

Ожилаури положил книгу в сумку, как следует застегнул все ремешки и перебросил через плечо наискосок, чтоб не сорвали. Как сказал Леви Борухович, на всякий случай.

Подвести итоги было не трудно. Антиквар книгой очень даже заинтересовался, завтра можно будет просить не меньше тысячи пятисот. Боже, какие деньги! Он богат!

К дому Ожилаури подъезжал по-барски, на извозчике. Расплатился, посмотрел на окна своей комнаты и похолодел. В двустворчатом окне не было ни одного стекла. Они не были разбиты – их просто не было. С криком «Герта Гансовна! Что с моей комнатой?!» он ворвался в квартиру. На его крик выбежала испуганная хозяйка, и вместе они открыли комнату, которую снимал студент. Ничего необычного не произошло, было то, что в Москве происходило ежедневно. Его ограбили. Воры, не разбив, вынули стекла, которые также унесли с собой, а вслед за ними вынесли из комнаты все, вплоть до грязного белья. В их тихом и укрытом от больших улиц переулке грабителей даже не заметили, а если и заметили, то помалкивали. Кого звать на помощь? Тебя же еще и прирежут. Ожилаури сел на кровать, потому что единственный стул в комнате тоже унесли, и провернул в уме все события последнего дня: выигрыш, обозленный Жорик, заинтересованный Татарин, беспризорники под окном и в витрине антиквара. Все ясно: за ним следили, и как только он вышел из дома, к нему забрались, искали книгу, не нашли, ну и прибрали к рукам все его барахло. Кто это сделал? Ясно – Жорик, это его интерес. Было обидно, но не настолько, чтоб впасть в уныние. Книга при нем, деньги тоже. «Как он предусмотрительно взял все с собой»,– похвалил себя во втором лице Ожилаури.