Малхаз Цинцадзе - Нестор

Илья Кокоурин был сыном сестры Ефима Кренделя. Отец Ильи, земский учитель, зарабатывал мало, но был независим и горд своей бедностью. Денег всегда не хватало, но идти на поклон к богатому брату жены было по идейным соображениям недопустимо. Однако сына поработать у дяди он отпустил. Илья стал помощником и секретарем господина Кренделя. Как-то раз в трактире «У Боровицких ворот» он познакомился с Фомой Ревишвили, и хотя дружба их не была скреплена близкими связями, они в месяц раз встречались и хорошо напивались в тех же «Боровицких воротах». Но только после того как Фома узнал, где работает товарищ Каширский, он увязал всех в одну цепь: от складов Каширского до денег Кренделя.

Илья познакомил Фому со своим дядей, и тот, не вдаваясь в подробности, откуда информация, как будут осуществляться поставки, кто владелец товара, быстро схватив суть дела, дал свое согласие на очень простых условиях. Доставляешь товар в назначенное место, получаешь деньги и все, остальное тебя не касается. Ну и, естественно, меньше говоришь – дольше живешь. Сам Ефим Крендель очень скоро усвоил новые правила перераспределения благ, поэтому втридорога перепродавал украденный товар, и совесть его не беспокоила. Он делал тоже самое и в прежние времена, просто тогда он покупал и продавал в открытую, и это называлось коммерцией, а теперь это надо было делать тихо и незаметно, потому что называлось спекуляцией.

– Всегда так не будет,– говорил он Илье. – В конце концов и большевики научатся коммерции. Но пока в стране такой бардак, мы должны успеть взять свое. Потом будет сложнее.

Весь день Фома промотался в Царицыно и близлежащих трактирах. Переговорил со складскими рабочими, со знакомыми перевозчиками и лишь после этого пыльный, усталый, но довольный отправился к господину Кренделю. Когда он подходил к большому шестиэтажному дому на Покровке, где в пятикомнатной квартире одиноко проживал бывший коммерсант, последний майский день медленно угасал. С каждой минутой сумерки сгущались, сливаясь с тенями. Дневной свет уходил с городских улиц, а вместе с ним исчезали и прохожие. Ночь принадлежала людям иной категории, чья работа была отнимать— жизнь или кошелек. Никому не хотелось попадаться на пути ни им, ни редким красным патрулям. В какой-то момент Фома заколебался: может, прийти завтра с утра? Но завтра поступивший товар могут начать распределять по фабрикам и заводам, поэтому надо делать все быстро и вовремя. Сегодня хороший день, он приятно начался и должен полезно закончиться. Фома огляделся – улица была пустынна – и юркнул в темный неосвещенный подъезд.

Когда он поднялся на третий этаж, было уже темно. Он покрутил ушко звонка, но на мелодичное треньканье никто не откликнулся. Тогда он постучал. Но стука не получилось – высокая створчатая дверь была утеплена ватой и обита дерматином, поэтому во второй раз, придав руке силу, он постучал кулаком. Стука опять не получилось – от удара дверь поддалась и приоткрылась. Фома застыл. Быть такого не может. Чтобы дверь Ефима Кренделя осталась открытой? Это невозможно. В полной темноте он вошел в квартиру.

– Ефим Иосифович!– позвал Фома.– Есть дома кто?

Было тихо, никто не отзывался, даже большие напольные часы замерли. В темноте матово мерцала мебель, черные пятна картин пугали своей пустотой. Фома вспотел, самое время уходить. Что тянуло его в эту темень? Он не раз бывал в этой квартире, поэтому без труда нашел кабинет, пошарил по стене, повернул включатель. Было по-прежнему темно. Электричество отключали часто, в этом не было ничего необычного. В слабом ночном свете он добрался до письменного стола и в кресле увидел господина Кренделя. Тот устало уронил голову на грудь и, казалось, спал.

– Господин Крендель! – неуверенно произнес Фома. – Ефим Иосифович!

Крендель не отреагировал, и Фома, предчувствуя худшее, легко толкнул его в грудь. Пальцы дотронулись до чего-то липкого, ужасного. Подойдя к окну и все равно не разглядев цвета, он понял, что это кровь. Страх накатил волной, и Фома бросился из квартиры. Но поздно. На лестнице раздавался топот множества ног. Слабый свет поднимался снизу и приближался к третьему этажу. Фома не успел выскочить наружу, пришлось затаиться там же, за кухонной дверью. Через мгновение в квартиру ввалилась группа вооруженных людей. Первый нес керосиновую лампу.

– Не понимаю, почему дверь открыта. – Фома узнал голос Ильи.– Дядя всегда закрывает. – Дядя Фима! – прокричал Илья. – Пойдемте, он, наверное, в кабинете.

– Кузин!– отдал приказ чей-то хриплый голос.– Встань у дверей. Никого не впускать!

И вся группа, человек пять, во главе с Ильей направилась в сторону кабинета. Пока Фома лихорадочно соображал, как выбраться из этой чертовой квартиры, раздался взволнованный голос племянника:

– Дядя Фима, дядя Фима! Он мертв!

В настороженной тишине было хорошо слышно, как начальник спокойным уверенным голосом выговаривал:

– Да, похоже, убили. Перерезали горло. Вон, сколько крови-то вытекло. Опередил нас кто-то. А что взяли? Где он хранил деньги, бумаги? А, Кокоурин, где?

– Документов никаких не было, тетрадка одна, толстая такая, он туда все записывал.

– Где он ее хранил? Где прятал деньги?– наседал начальник. Было слышно, как скрипели ящики, передвигали мебель.

– Здесь! Обычно он здесь все хранил!– воскликнул Илья. – Вот она, эта тетрадь.

– Не особенно-то и замысловато. Что ж он вот так, обыкновенно, в ящике секретера хранил деньги и секретную тетрадку?– засомневался хриплый голос.

– Больших денег он дома не держал. Где они спрятаны, я не знаю. А вот тетрадку он вел очень хитрую. Там только цифры, а что они означают, знал только он. Сами увидите. Зашифровано все. Мне он не говорил.

– Тетрадь оставили, значит, знали, где деньги. Дядюшку вашего убили, и концы, как бы в воду? А может, вы его сами и прирезали, Кокоурин? Деньги взяли, и дело его по наследству к вам перешло.

– Да что вы говорите!– возмутился Илья. – Он меня как сына держал. Я у него как у Христа за пазухой был.

– Ну, это точно,– усмехнулся начальник.– На народном добре, у дядюшки за пазухой. Кто к нему приходил? С кем он вел дела?

– К нему многие приходили,– сказал Илья.– Но в последнее время к нему часто приходил один кавказец – грузин. Я его знаю. В гостях у него не был, но дом показать могу. Он у Красных ворот живет.

При этих словах Фома еле сдержался, чтобы с криком не броситься наружу. Илья говорил про него, ведь это он жил у Красных ворот. И там у него спрятаны деньги, которые он заработал у Кренделя. Если их найдут, то убийство с целью ограбления повесят на него. Фома убил Фиму, красивый каламбур получится. И не отвертишься. Выйти и все рассказать? Невозможно, ведь тогда всплывет вся его деятельность, и, самое главное, он подставит Елену Андреевну. А этого он не сделает ни за что.