Владимир Андриенко - Коллежский секретарь. Мучительница и душегубица

–Но это Уложение так принято и не было, Степан Елисеевич. И сии ограничения не введены в действие. Я вот здесь при сыске уж много лет сижу, а в последние два года все поменялось и без принятия Уложения. При императоре Петре Федоровиче, царствие ему небесное, несколько тайных циркуляров мы получили. Пытать не можно при полном доказательстве вины заарестованного. А такоже не можно пытать более чем положено по тяжести преступления. И поступил такоже совет их столицы, что при предварительном следствии и вовсе никого лучше пытке не подвергать.

–Я же пытками никогда не увлекался. До всего своим умом доходил.

–Оно и видно. А новая-то государыня в этом вопросе со своим супругом покойным во всем согласие имеет. Так что про пытку Салтычихи и думать не моги. Не дадут тебе такого разрешения. Я хоть в столице то и не бывал, но знаю, что новая императрица с филозофами в переписке дружеской состоит. И просвещенный монархизм нам готовит.

– Просвещенный говоришь? Сколь еще дикости в нашем народе и необузданности. Но да бог с ними со всеми. Мне дело делать надобно. Дело многотрудное. Ну, а ты не смог бы мне в этом деле помощь оказать, Ларион Данилыч?

– Я-то? Я человек не шибко великий, и мне против салтыковской родни идти, что против ветра плевать. Прокурор Хвощинский за неё голову снимет. Он убийство крепостного и за преступление не почитает. Он и сам батогами своих холопов чересчур часто потчует.

– Прижать бы его чем, – пробормотал Соколов. – Ведь не безгрешен прокурор-то?

– Кто богу не грешен, кто бабке не внук? Много на нем дел висит таких, что прижать его можно. Донос кляузный на него написать нетрудно. Но как доказать? Вот вопрос. Хвощинский мастер хоронить концы в воду. Но один ход я тебе к нему дам.

– Какой? – Соколов ухватился за соломинку. Он знал – Гусев плохого совета не даст.

– Эк, тебя разбирает, Степан Елисеевич. Чего лично тебе Салтыкова плохого сделала? Поясни мне старому дураку?

– Убивать никто прав не имеет без суда. А тем более убивать и человеков мучить себе на утеху.

– Правду желаешь сыскать?

– Желаю. Не все у нас по кривде делается. Не все, – решительно заявил Соколов.

– Эх, Степан. Жаль мне тебя. Хороший ты человек. И не вьюнош уже, а все витаешь в облаках. Неужто, жизни нашей не понял до сих пор? Ты вот сколь годков прожил, а знаешь ли где правда кривду одолела?

– Да ты, Ларион Данилыч, дело говори. Что за подход к Хвощинскому есть?

–Холопишек, что померли в салтыковких имениях ворошить – дело гиблое. А вод дело Тютчева капитана помнишь ли?

– Еще бы не помнить. Я уже и визитацию сделал к нему.

– Так вот. Мне известно, что Хвощинский его жалобе ходу не дал. А жалоба капитана Тютчева это не жалоба холопа. И здесь вина Салтыковой бесспорна. Она из ревности хотела капитана порешить. А он тогда по службе ехал. И дело можно как угодно повернуть.

– Но Тютчев не станет сотрудничать со следствием.

– Станет! Только ключик к нему нужно подобрать. Он весьма честолюбив. А дело это по повелению государыни ведется. Так?

– Так.

– Вот соблазняй его именем государыни…

2

В архиве сыскной канцелярии.

Цицианов отвез Иванцова к врачу и тот, осмотрев рану, признал её лёгкой, но посоветовал полежать пару дней. И князь завез Ивана Ивановича к нему на квартиру, где передал его в руки заботливой служанки.

Она была уже немолода и к Иванцову относилась как к сыну, ибо знала его с малолетства. Её к коллежскому секретарю приставил сам купец первой гильдии Иванцов-старший.

– Чуть дитя жизни не лишили! – запричитала она.

– Сергеевна! – строго сказал Иванцов. – Я не дитя, но офицер. Не позорь меня пред князем.

Цицианов усмехнулся:

– Я оставляю вас, Иван Иванович, в надежных руках.

– Про то не беспокойся, барин, – сказала Сергеевна.

– Желаю здравствовать, Иван Иванович.

– Благодарю, ваше сиятельство. Я скоро вернусь к исполнению обязанностей…

***

Князь отправился изучать жалобы, что поступали за последнее время на Салтыкову. Ибо отчет Иванцова был весьма поверхностным. Сразу было видно, что молодой человек не любил с бумагами работать. Его кипучая натура жаждала действий иного рода. Но Цицианов хорошо понимал значение именно бумажной работы.

В архиве сыскной канцелярии его приняли, но сказали, что с документами по салтыковскому делу уже работает надводный советник Лев Григорьевич Вельяминов-Зернов.

Цицианов был удивлен.

– Я князь Цицианов, надворный советник 16 16 Надворный советник – чин соответствующий подполковнику. , и чиновник сенатского комитета из Петербурга. Приставлен к расследованию дела…

– Знаю, знаю, князь. Я также надворный советник Лев Вельяминов-Зернов. И работаю здесь по приказу начальника полицмейстерской канцелярии действительного статского советника Молчанова.

– Но сим делом занимается коллежский секретарь из канцелярии юстиц-коллегии Соколов. Такоже я веду следствие со стороны Сената. И все следственные действия поручены нам.

– В ведении ведомства полицмейстера состоят все уголовные дела, князь. Или вы против того чтобы господин Молчанов выполнял свои прямые обязанности по обеспечению порядка?

– А при чем здесь порядок? Я говорю о деле помещицы Дарьи Салтыковой.

– А это дело особо касается полицмейстерской канцелярии. Ибо мы освободили почтенную Дарью Николаевну от домашнего ареста и всяких прочих докук.

– Но что вы здесь делаете?

– Мною изъяты из архива некоторые дела по приказанию действительного статского советника 17 17 Статский советник – по Табели о рангах чин 6-го класса. Соответствовал бригадиру в армии или капитан-командору во флоте. Действительный статский советник чин 5-го класса, соответствующий генерал-лейтенанту. Молчанова! Что-то имеете возразить, князь? Так обращайтесь к самому начальнику канцелярии полицмейстера.

– И вы уже изъяли сии дела?

– Это до вас не касаемо, князь. Я не могу отчитываться перед вами, и не обязан этого делать. Ежели хотите узнать о том, что мне поручено, обратитесь к своему начальству и пусть они обратятся к господину Молчанову, и тот все вам пояснит, ежели будет такой приказ. А пока у вас его нет. За сим, прощайте, князь. Ибо мне здесь делать более нечего.

– Мешаешь исполнению приказа государыни? – вскипел Цицианов. – Хула на бога! Хула на государыню!

– Успокойтесь, князь! Не стоит кричать. Здесь нижние чины.

– Да я…

– Вы как дворянин должны вести себя пристойно. И вы, и я на государственной службе. Прошу вас меня пропустить.

– Но вы и ваш начальник мешаете нам работать. А если мы работаем по воле императрицы, значит, вы мешаете исполнять волю императрицы.