Владимир Андриенко - Коллежский секретарь. Мучительница и душегубица

– Чего изволите, барин? – спросил он.

– Узнал? – вопросом на вопрос ответил ему чиновник.

– Я знаю вам нужного человечка, барин. Сыскал такого. И то дело было не простым…

– Кто он? – прервал излияния хозяина трактира Иванцов.

– Да некий Мишка. Мужичок темный и никто не знает кто он доподлинно. Чем живет такоже неизвестно. Но частый гость в кабаках и трактирах. Он баит, что хорошо знает Ермолая-то Ильина. Они часто виделись в разных питейных домах, где оный Мишка неоднократно угощал вином Ермолая. А тот Ермолай приезжал в Москву как кучер у Дарьи Салтыковой. И пока барыня жила здесь, времени у него было много, вот и шатался мужик по кабакам.

– Где этот Мишка сейчас?

– Да здесь сидит, барин. Вот тот долговязый парень. Вишь в дальнем углу?

– Этот? Настоящий разбойник. Поди скажи ему чтобы немедля вышел на улицу и подошел к моему экипажу. Быстро. Скажи, что в накладе не останется и денег в карманах прибавится.

– Скажу, барин. А выпить не хош ли чего? Куда торопиться? Тебя здесь никто не обеспокоит.

– Недосуг. Нет ли у тебя каких просьб?

– Да нет. Пока слава богу. Опосля того, как ты, барин, околоточного приструнил все хорошо. А лихие люди мне не опасны. С лихими я нахожу, как говорить надо.

– Знаю я тебя. Ну да ладно. Сейчас не до этого. Пойду я. А вот это тебе за услугу, – Иванцов бросил на стол рубль серебром, поднялся и пошел к выходу.

Хозяин схватил монету и по привычке попробовал её на зуб. Много в последнее время было недельного серебра на Москве. Рубль был настоящий….

***

Через минуту худой мужичек к красным носом истинного пьяницы по имени Мишка вывалился из трактира и запахнул худой поношенный армяк. Он осмотрелся и, увидев экипаж, пошел к нему.

– Ты, барин, видеть меня хотел, что ли? – его левый глаз хитро прищурился.

Иванцов еще раз отметил про себя, что рожа-то у Мишки истинно разбойничья. Такой мать родную зарежет и не поморщиться. Но вслух он только спросил:

– Мишка? Так тебя кличут?

– Он самый. Мишка я.

– Дело есть до тебя. Ты мне поможешь, а я помогу тебе, и обоим нам будет хорошо.

– Так говори чего надобно?

– Если скажешь все что знаешь о крестьянине Ермолае Ильине, то получишь от меня лично десять рублев серебром. А если чего важного вспомнишь, то и поболее отвалю.

– Не врешь?

– Мое слово крепко. Итак, ты можешь мне что-то об этом рассказать?

– Много чего могу. Где изволишь слушать, барин?

– Садись в карету. Поедем со мной и приказ. Там все и расскажешь. Да ты не бойся, ничего тебе не грозит. И деньги получишь. Мое слово крепко.

Мишка почесал голову и сел в экипаж. Ехать ему никуда не хотелось, но уж больно хорошие денежки посулил барин, а у него в кармане были лишь две полушки.

– Не поехал бы с тобой ни в жизнь, но верный человек на тебя указал. А мне через него еще никакой пакости не было. Я, барин, много чего про Ермолайку знаю. Пить больно здоров, и под энто дело много чего порассказал мне. Вишь, он при барыньке Салтычихе в конюхах состоял.

– Он говорил тебе о том, что собирается в бега? – спросил Иванцов.

– Говорил и не раз. Допекла его помещица-то. Вот он и собрался в бега. А страсти-то какие рассказывал! Жуть! Про подвалы пыточные салтыковские. Не приведи господь.

– А из-за чего он в бега собирался? – продолжал допытываться Иванцов.

– Я ж тебе говорю, барыня допекла его. Женку он схоронил. Барыня повела её бить нещадно батогами што-ли. Как доподлинно неизвестно мне. Не любил Еромлайка про то много говорить. Но померла женка его, вот он и затаил обиду. Сговорился он с другим мужиком с деревеньки то салтыковской убечь. И убег. Хитрый шельма. Хитрый. Такого на большую дорогу, атаманом бы стал.

– А ты сам-то чего про большую дорогу вспомнил? Сам с ножиком и кистенем зипуна добывал?

– А про то тебе, барин знать не надо. Ты же не про меня хотел узнать? Так?

– Ладно, Мишка. Сейчас на место приедем, и все покажешь без утайки господину коллежскому секретарю Соколову.

– Это который по сыскному-то делу? Да ты чего, барин. Я не согласный до него ехать. Вели остановить кучеру. Вели! Не то так спрыгну! Слышь?

– Тихо! Сиди смирно, – Иванцов схватил мужика за рукав.

– Отпусти, барин! Отпусти! Вот холера!

– Сиди тихо, Мишка. Соколов не тронет тебя. Я слово даю тебе в том. Расскажешь все чего знаешь, и катись с деньгами восвояси.

– А не обманешь? – снова спросил Мишка. – Пытать не учнешь ли в сыскной части?

– Сказал, что не будет пытки и ничего плохого не будет. Нам дела до тебя нет никакого. Нам про Ермолая Ильина знать все надо.

– Да ты чего, барин? Я ничего! Я со всем доверием. Все скажу как надо. Отпусти только.

– Вот так-то лучше….

2

Москва.

Канцелярия Юстиц-коллегии.

Октябрь, 1762 года.

Ровно через час Иванцов втолкнул Мишку в кабинет, где сидели Соколов и Цицианов, занимаясь чтением бумаг.

– Вот вам, господа хорошие, презент.

Те подняли головы и с недоумением стали разглядывать мужика.

– Не иначе разбойника поймал наш Иван Иванович, – произнес князь. – Такого человечишку за одну рожу в остроге держать.

– Сие завсегдатай трактиров Мишка, – представил гостя Иванцов, – личность темная и с законом состоящая не в ладах.

Мужик сорвал жалкую шапченку с головы и низко поклонился.

– И к чему нам сия парсуна? – спросил Цицианов. – Мы не разбойниками сейчас занимаемся, Иван Иванович.

– А сия парсуна, ваше сиятельство, нашего Ермолая Ильина хорошо знает. Того самого что кучером при Салтыковой состоял. И много чего ценного имеет нам рассказать про него.

– Вот как? – Соколов оживился. – Знаешь Ильина Ермолая, холопа барыни Дарьи Салтыковой?

– Знаю, ваше высокоблагородие. Как истин бог знаю. Знаю, барин милостивый.

И Мишка стал рассказывать, как познакомился с Ермолаем Ильиным и как пил с ним в трактире.

– А про хозяйку свою, что он тебе говорил? – спросил князь. – Про помещицу Салтыкову?

– Про душегубицу-то? Да много чего баил. Про то, как она девок молодых мучит, много говорил. И про то, как женку его замучила.

– Женку? – переспросил Соколов.

– Да, его Еромолаеву женку.

– Одну? – снова спросил надворный советник.

– Чего? – не понял Мишка.

– Я спрашиваю, про одну свою женку он тебе рассказывал?

– Про одну, а чего? Рази у него не одна женка была? Он чать не басурманин какой, а наш православный. Хотя по девкам и был ходок…

– Ладно, далее говори, что знаешь.

– Вот я и говорю. Ермолай-то давно задумал в Питенбурх бегти да челобитную царю в руки всучить. Да и слух прошел будто царя-то батюшку свергли и на престоле стала женка евоная Катька.

– Но, ты! Думай, что млеешь! – вскричал Цицианов. – В застенок захотел, холоп! Как смеешь так говорить про государыню?