Михаил Крюков - Ушебти

Вэ-Вэ не выдержал и откровенно заржал, а Ирина с удивлением посмотрела на мужчин:

– Я не вовремя? Вы что, кого-то ждали? Понимаете, мне стало страшно одной в тёмной и пустой спальне древнего храма, ну я и попросила слугу проводить меня к вам. Я могу лечь на полу…

…и опять они оказались под знакомой финиковой пальмой.

– Надо же, смотрите, от моего коврика даже след остался! – удивилась Ирина. – Похоже, здесь вообще никогда и ничего не меняется…

Она набрала в горсть мелкого, тёплого песка и стала тихонько сыпать его на коврик, пытаясь нарисовать на нём иероглиф Анх.

Астенну наблюдал за людьми, неподвижно опершись на посох, и вдруг стремительно по-обезьяньи почесался. Вэ-Вэ едва сумел скрыть улыбку.

Внезапно жрец увидел, что рисует Ирина, впился в неё маленькими карими глазками и неожиданно зло каркнул:

– Что ты делаешь, неразумная женщина? Немедленно сотри магический символ, пока не поздно!

Ирина вздрогнула и стряхнула песок с коврика.

– Хоть вы уже не в Стране Богов, всё равно, будьте осторожны, особенно с написанием иероглифов, смысл которых вам неизвестен! От этого может случиться большая беда!

– Простите, я же не знала…

– Но теперь знаешь!

– Ты сказал, что мы уже не в Стране Богов… – решил отвлечь жреца Райзман, – а где же мы тогда, если под деревом остались следы нашего предыдущего пребывания в этом месте?

– В Та-Кемет, то есть в стране, которая в ваше время называется Айгюптос.

– В наше время она называется иначе, но это неважно. А важно то, что между двумя этими мирами существует некое материальное подобие. Как это объяснить?

– Ты произносишь слова, смысла которых я не понимаю, – равнодушно пожал плечами Астенну.

– Ну хорошо, оставим это, – не отставал от жреца Райзман. – Наверное, я плохо спросил. Я хотел знать, где именно, в какой части Та-Кемет мы сейчас находимся?

– Вот эти слова я понимаю, – сказал Астенну. – Вон там начинается дельта, – ткнул он посохом вниз по реке, – а ещё дальше расположен город Иуну , [15] Иуну – один из древнейших городов Египта, по-гречески Гелиополис, был расположен к северо-востоку от современного Каира. но нам в него не нужно. Если бы Гор на время даровал тебе свои крылья, то, поднявшись под облака, ты узрел бы Великие пирамиды. Однако наш путь лежит не к ним, а вверх по реке, в Но-Амон , [16] Но-Амон – столица Верхнего Египта, древние греки называли её Фивами, просторечно – Нут, город. или попросту говоря, в Нут .

– Но ведь «нут» на вашем языке означает просто «город»? – удивился Райзман.

– Да, город, – подтвердил Астенну. – Но-Амон – это столица, в которой ныне живут фараоны Та-Кемет. Нам следует достичь её и предстать пред ликом фараона.

– А кто у нас сейчас фараонит? – спросил Райзман.

Астенну не обратил внимания на шуточку, а может, просто не заметил или не понял её и ответил серьёзно:

– Ныне ритуальную бороду и бычий хвост подвязывает женщина.

– Неужели Хатшепсут? – ахнул Райзман.

– Ты хочешь сказать, что имя смертной перешагнуло берега океана времени? – поднял брови жрец.

– Да, да!

– Жаль, что царице нельзя сообщить эту весть. Она стала бы великим утешением и достойным итогом её трудов.

– Разве Хатшепсут умирает? – испугался Райзман.

– Нет, Осирис пока не призвал её на суд, но царица уже не так отчаянна и прекрасна, как в юности. Она воссела на трон пятнадцать лет назад и управляет великой колесницей власти гораздо осторожнее, чем прежде.

– С ума сойти… Хатшепсут… – благоговейно выдохнул Райзман. – Выходит, что мы приехали прямиком в Новое царство. Восемнадцатая династия, величайший расцвет египетской цивилизации. Повезло…

– Что за манера бормотать себе под нос?! – недовольно сказал Вэ-Вэ. – Ничего же не слышно! Лучше расскажите нам о Хатшепсут, ну, что знаете интересного. Мы ведь не египтологи, а в школе учились давно и плохо!

– Потом, потом, когда будет время, – отмахнулся Райзман. – Сейчас скажу только главное: Верхнее и Нижнее царства уже объединены, а гиксосы изгнаны. Нам необычайно, просто сказочно повезло!

– А далеко до Фив? – спросила Ирина.

– По карте примерно семьсот пятьдесят километров, – тихо ответил Вэ-Вэ, – я ещё в Москве все расстояния перемерял.

– Какая разница, далеко или нет? – удивился Астенну. – Разве ты, женщина, пойдёшь в Но-Амон пешком, загребая ногами пыль, подобно простолюдинке? Нет! Мы, как вельможи, поплывём по воде. Выполняя приказ господина моего Тота, бог Хапи привёл барку, построенную искусными мастерами из драгоценного кедра, с навесами из лучшего льна и с глазом Гора на носу, чтобы отгонять злых духов. Взгляните!

Жрец повёл посохом, и путешественники внезапно увидели на месте густых зарослей тростника судно, которое удерживали канаты, привязанные к вбитым в песок кольям. Под сходнями хлюпала вода. Вдоль бортов, подняв длинные вёсла, сидели гребцы.

– Идите за мной!

Астенну ловко пробежал по мокрым доскам и поднялся на помост, шедший от носа до кормы барки. На помосте его встретил почтительным поклоном надсмотрщик над гребцами. В носовой части было устроено подобие беседки с льняным навесом.

– Плавать умеете? – на всякий случай спросил Вэ-Вэ у своих спутников.

– Умею, – коротко ответила Ирина, а Райзман неопределённо хмыкнул.

Они поднялись на барку и прошли на нос, где их уже ждал Астенну.

Беседка была огорожена невысокими бортиками, а на резных колонках покачивались гамаки.

– Выбирайте, кому какой нравится, – сказал жрец, а сам повернулся к надсмотрщику и неожиданно зло заорал:

– Клянусь кровью Расчленённого, если мы сейчас же не отчалим, я скормлю тебя крокодилам!

Надсмотрщик засуетился. По его команде гребцы отвязали барку, причём колья хозяйственно выдернули из песка и погрузили на борт. Затем гребцы, поднимая ногами облака мути, оттолкнули судно от берега, перевалились через борта и заняли свои места на банках. Кормщики налегли на кормовое весло. Барка нехотя отвалила от берега и развернулась носом против течения.

Убедившись, что плавание началось, Астенну повалился в гамак и стал раскачиваться, прикрыв от наслаждения глаза. Троица путешественников улеглась в свои гамаки гораздо осторожнее, боясь удариться задом об палубу или вообще вывалиться на доски. Гамаки не имели привычных поперечин для крепления верёвок, и поэтому лежать в них было неудобно. «Очевидно, поперечины ещё не изобрели, – подумал Вэ-Вэ, – как бы намекнуть этому обезьяножрецу, что гамаки надо делать не так? Ведь лежу всего пять минут, а спина уже затекла! Что же дальше-то будет? Или нельзя намекать, а то получится этот, как его, анахронизм? Надо у Якова спросить».