Владимир Бутенко - Терская клятва (сборник)

Характерный тарахтящий звук возник исподволь. Ефросинья вытолкнула створку окна, выглянула и – отпрянула назад. Вдоль плетней ехала смычка мотоциклов с пулемётами на колясках. Немцы были в зеленых френчах с закатанными рукавами, в касках, а на лицах водителей еще круглились выпуклые очки. От громкой трескотни проезжающей колонны заложило уши.

Вдруг один из мотоциклов подвернул к воротам. Ефросинья похолодела. Рулевой остался на месте, а сидевший в «люльке» рыжебровый здоровяк отбросил с колен полог и вылез с пистолетом в руке. С ходу выбил ботинком калитку. Мгновенье – и с грохотом распахнулась дверь в горницу. Немец в упор встретился с ней взглядом. Он был страшен и от каски большеголов: светлые льдистые глаза со звериным прищуром, длинное лицо – окаменевшее, пистолет угрожающе направлен в грудь хозяйки.

– Bist du eine Partisanin? – настороженно крикнул немец. – Wo ist dein Mann? [9] – Ты партизанка? Где твой муж? (нем.)

Ефросинья покачала головой, давая понять, что будто не понимает его речи.

– Gib mir Wasser. Schneller! [10] – Дай мне воды. Быстрее! (нем.)

Эти слова ей также были хорошо знакомы. В голосе немца чувствовалась затаенная угроза, и она решила отозваться.

– Там колодец, – показала Ефросинья рукой на окно. – Во дворе. Hoff.

– О! – удивился верзила, опуская руку с оружием. – Ба-ба… карашо! Лубить!

Он повторил эти слова еще раз и осклабился. И облапив её, притянул к потному телу, задев по виску краем каски. На шее почувствовала Ефросинья липкие губы. И, охваченная отвращением, рванулась с такой силой, что рыжебровый отлетел к стене. Его лицо исказила злобная гримаса, он опять наставил пистолет. Но с улицы – не иначе ангел помог – донесся призывный сигнал мотоцикла. Фриц что-то бросил сквозь зубы и, уходя, загреб со стола дыню…

Ефросинья, не медля, вышла в летнюю кухню и тщательно вымылась нагревшейся за день водой из кадушки. Только после этого успокоилась, и исчезло ощущение брезгливости. Убедившись, что в хуторе больше не слышно мотоциклов, снова спряталась в доме.

Зеркало точно притягивало. Вспомнив рассказ Натальи о жившей у них горожанке, она снова подошла к нему. И словно там, на горящем поле, – обдало жаром при мысли, что вот так же, как этот мордатый, любая немецкая сволочь сможет прикасаться к ней, хватать, срывать одежду, лезть с поцелуями…

Колебалась она недолго. В полузабытьи от небывалого волненья, ощущая, как колотится сердце, Ефросинья достала из ящика комода, где хранился портняжный инструмент, большие ножницы. Вернувшись к зеркалу, отколола свернутую кольцом косу. И, став левым боком, – одним движением отрезала ее. Коса оказалась тяжелой и шелковистой, и Ефросинье на миг стало жалко себя. Но тотчас взяв густую расческу, она принялась обстригать виски, срезать и ровнять челку. Пряди мягко падали на грудь, пятнали синюю в белый горошек ситцевую кофточку, домотканые половики. От щелканья ножниц звенело в ушах. Минуты летели незаметно – и вот уже в зеркале отражалась как будто не она сама, а похожая лобастая женщина…

Катастрофическое положение, возникшее в середине августа на терских казачьих землях, заставило Ставку Верховного Главнокомандования провести не только перегруппировку войск Закавказского фронта, но и создать новый орган управления – Северную группу во главе с генерал-лейтенантом Масленниковым. На огненную черту Терека перебросили из района Махачкалы и Баку 44-ю армию, с турецкой границы и черноморского побережья были сняты две стрелковые бригады и пять дивизий, танковая бригада и бригада морской пехоты, артиллерийские полки. 9-я армия усилилась стрелковой дивизией. По Каспийскому морю спешили на помощь два гвардейских корпуса и недавно сформированные пехотные бригады.

Предстояло в кратчайший срок рассредоточить эти мощные силы по терскому рубежу и до мелочей продумать варианты долгосрочной оборонительной операции. Фактически она началась с марша прибывающих дивизий. Пока на берегах Кумы и Малки окапывались отряды передовой линии, готовясь в лобовых боях задержать оккупантов, основные силы занимали позиции и готовили укрепления: противотанковые рвы, надолбы и дзоты – на второй линии обороны вдоль Терека, Уруха и на перевалах Главного Кавказского хребта. Таким образом, фронт растягивался на полтысячи километров.

Глава немецкого генштаба Кейтель и начальник штаба сухопутных войск Гальдер ежедневно докладывали фюреру об оперативной обстановке на российском юге. Стремительный бросок бронетанковых сил вермахта, за две недели разметавших отступающие дивизии Советов и продвинувшихся на пятьсот километров от Ростова до Пятигорска, казалось бы, должен был порадовать Гитлера. Но, наоборот, с каждым днем он становился всё более недовольным темпами наступления. Видимо, опыт ефрейтора Первой мировой и интуиция ему подсказывали, что русские не только не сломлены, но замыслили нечто особенное, грозящее не только остановить его дивизии, но и обеспечить прочную оборону.

Трехпалой лапой вцепились его войска в кавказское пространство. 17-я армия Руоффа ломилась вдоль черноморского побережья к Новороссийску, вела упорные бои на туапсинском направлении. 49-й горнострелковый корпус Конрада поднялся к ледникам перевалов. А дивизии 1-й танковой армии Клейста, еще две пехотные дивизии и горнострелковая румынская пробились к излучине Терека, чтобы выйти к нефтяным скважинам Грозного и Баку. Наряду со взятием Сталинграда, это было главной целью летней кампании. Накануне близких своих побед, в застольных беседах Гитлер охотно обсуждал будущее России, предначертанное планом «Ост»: славянские народы, за исключением здоровых молодых людей, годных для примитивных физических работ и воспроизведения потомства рабов, должны быть истреблены. Подлежал запрету и забвению русский язык и иные здешние наречия. Третий Рейх раскинется по всей планете…

Но меняя тему разговора, он внезапно раздражался и выказывал недовольство тем, что фельдмаршал Лист, командующий группой армий «А», имея на Кавказе пятикратное превосходство в танках, наступает «черепашьим шагом», даёт русским возможность сохранить войска.

На другой день в Пьяный курган спешным порядком прибыла стрелковая рота с двумя подводами боеприпасов, пушкой на конной тяге и походной кухней. Красноармейцы, донельзя усталые, отощавшие, в серых от пыли гимнастерках и штанах, остановились за околицей. Рассыльные пошли по дворам, прося до вечера топоры и двуручные пилы. Жители, узнав, что отряд будет защищать хутор, не могли отказать. Более того, прихватив с собой пышки, арбузы, сало, чихирь, хозяйки и пожилые казаки приходили на берег поодиночке и стайками. Расспрашивали «родненьких солдатиков», какие вести с фронта и что в дальнейшем ждать. Когда задымила труба походной кухни, тетка Василиса и Ефросинья зарезали для приварка в солдатском котле по курице и тоже подались к служивым.