Array Сборник - Кавказ. Выпуск XIV. Покорение Эльбруса

Сев под скалой, на которой мы накануне нарисовали пентаграмму (на пяти углах ее находились начальные буквы наших имен), я созерцал этот полностью покрытый снегом конус: к вершине он разделялся на два пика, угловатые пласты льда и спрессованного снега собирались во впадине, разделяющей их; возможно, пласты оторвались от вершины, откуда они скатились в низину. Снега покрывают пропасти; воды бьют ключом со склонов горы или собираются в полости углублений скал, тают и уносят нижние слои; остается только легкая корка, образующая своего рода мост над пропастью, его не видно, но воображение превосходит истинную глубину. Активность постоянно неспокойной атмосферы, быстрые изменения температуры, последовательное замерзание и таяние воды, которая проникает в расселины скал, значительно ускоряют их разрушение: отрываются огромные глыбы, которые скатываются в пропасти и разбивают все, что встречают на своем пути. Стремительные ветры, снежные вихри, которые не только угрожают засыпать путешественника, но и скрывают из виду долину, к которой он держит путь, когда возвращается, в то же время стирают следы шагов, указывающих ему дорогу, по которой он должен идти; снежная поверхность очень покатая и скользкая, ее возможно преодолеть, только используя трезубцы: единственный промах – и упадешь в пропасть – вот опасности, которые нас ожидали. С другой стороны, момент был благоприятен, случай уникальный, лунный свет предвещал прекрасное утро; для осуществления этой затеи была лишь одна возможность, потому что генерал не смог бы пойти на то, чтобы подвергать дольше свое маленькое войско такой опасности и таким лишениям. Дорога к Эльбрусу после нас снова закроется на длительное время; жертвы, требующие такого путешествия, слишком велики, чтобы можно было предпринимать его часто. Нас можно было бы упрекнуть, в том, что мы не воспользовались в полной мере случаем сколь блестящим, столь и преходящим. Знание о породах, из которых сложен Эльбрус, должно было мне дать ключ к геологическому явлению, которое я прежде наблюдал. Смещение слоев, при приближении к Центральному хребту, лава, которую я уже встречал, форма гор, которые поднимались перед нами, – все способствовало тому, чтобы заставить меня поверить, что Эльбрус должен был состоять из вулканических пород. Эльбрус – самый грандиозный продукт извержения, которое подняло Кавказ, показывает весь Центральный хребет; можно было бы предположить, что геологический профиль, частью которого является также и Эльбрус, дал бы наиболее точное и наиболее полное представление о геологическом строении Кавказа. Оживленные желанием постичь решение стольких проблем, мы поднялись в три часа утра, вооружившись лопатой, несколькими подкованными железом трезубцами, веревкой и запасом провианта. Мы пустились в путь, после того как приказали нашим пехотинцам и большей части казаков ждать нас. Через четверть часа мы были уже на снегу; вначале склон не был крутым и мы продвигались с легкостью, помогая себе время от времени трезубцами, но вскоре подъем стал настолько трудным, что мы вынуждены были рубить ступени в снегу, который был еще до-статочно твердым, чтобы нас выдержать. Хотя долина позади нас была еще окутана туманом, мы наслаждались хорошей погодой. Луна достигла небесного свода, и светлый блеск ее диска составлял приятный контраст с синевой неба, которая при ярком освещении была на этой высоте столь густа, что ее можно было бы сравнить почти с цветом индиго. Несмотря на свежий ветер, дувший с горы, туман медленно поднимался за нами, расстилаясь у наших ног белой пеленой, он уже покрыл низину, где мы провели ночь и которую мы только что покинули. Туман грозил окутать нас самих. Но скоро лучи солнца, проникавшие сквозь марево с возрастающей энергией, разорвали его в нескольких местах; скоро вся долина предстала перед нашими восхищенными взорами, очертания вершин Передового хребта Кавказа прояснились перед нами. Самые высокие вершины этого хребта – Инал, Кинжал, Бермамыт – расположены на почти полукруглой линии. По направлению к центру все увеличивалось хаотическое нагромождение вершин и пиков, покрытых вечными снегами. Их вид представляет часть огромного кратера, посреди которого возвышается в виде конуса громада вулканических масс, превосходящая высотой края кратера. Двигаясь вперед то зигзагом, то по прямой линии, несмотря на все трудности подъема, участники экспедиции невольно восхищались окружающей их волшебной картиной. Поспешность, с которой мы двигались, чтобы достичь вершины раньше, чем поверхность снега будет размягчена солнечными лучами, истощила наши силы, и мы, в конце концов, должны были останавливаться для отдыха почти на каждом шагу. Разреженность воздуха такова, что дыхание не в состоянии восстановить потерянные силы. Кровь сильно волнуется и вызывает воспалительные процессы в наиболее слабых частях тела. Мои губы горели, мои глаза страдали от ослепительного блеска солнца, хотя я по совету горцев зачернил порохом лицо около глаз. Все мои чувства были притуплены, голова кружилась, время от времени я чувствовал необъяснимое изнеможение, которое я не мог преодолеть.

Ближе к вершине Эльбрус представляет ряд голых скал, образующих нечто вроде лестницы, которая очень облегчает подъем. Однако Мейер, Менетрие, Бернардацци (молодой архитектор, живущий на Минеральных Водах и сопровождающий нас во всех наших поездках) и я чувствовали себя настолько утомленными, что решили отдохнуть час или два и с новыми силами отправиться в путь. Несколько казаков и черкесов, сопровождавших нас, последовали нашему примеру. Мы укрылись от ветра под огромной скалой черного трахита, который образует первый уровень скал. Здесь маленькое пространство было лишено снега; я оторвал несколько кусочков скалы для моей коллекции. Мы были на высоте 14 тысяч футов над уровнем моря, нужно было подняться еще на 1400 футов, чтобы достичь вершины Эльбруса. Я хотел заставить колебаться магнитный маятник, который я привез, но казак, который нес ящик с инструментами, еще не пришел. Солнце, бросающее лучи почти перпендикулярно на наклонную поверхность снега, размягчило его до такой степени, что он не мог более нас выдерживать. Медля с возвращением, мы рисковали провалиться в трещины, запорошенные снегом. Не превзошел ли этот первый опыт наши надежды? Вступая в Кавказские горы, мы считали Эльбрус недоступным, через две недели мы находились уже у его вершины. Не достаточно ли принести с собой с вершины Эльбруса ту же породу, которая составляет Пичинчу Кордильер, наблюдать самые важные геологические связи Кавказа, подняться до высоты Монблана? Я мог надеяться, что господин Ленц, который нас обогнал, достиг бы вершины и измерил бы высоту барометром, который он нес с собой. Сопровождаемый двумя черкесами и одним казаком, он постоянно двигался вперед, взбираясь по лестнице скал, о которых я говорил выше. Достигнув последнего выступа ступеньки, он увидел, что его от вершины еще отделяет снежный наст, который надо было преодолеть, и снег оказался настолько мягким, что с каждым шагом мы проваливались по колено, рискуя совсем завязнуть в талом снегу. Его попутчики казались склонными больше не идти вперед, и это было большим риском, чем попытаться пойти совсем одному; впрочем, уже прошел час, и нужно было думать о возвращении, чтобы не быть застигнутыми ночью до прихода в лагерь. Наконец Ленц решил вернуться, не достигнув вершины, которая, однако, как мы увидели позже, возвышалась, пожалуй, футов на 600 над местом его последней остановки. Спуск был очень трудным и очень опасным. Снег, который несколько часов назад выдерживал нас, проваливался под нашими ногами, где образовывались ямы, позволявшие увидеть устрашающую глубину пропастей под нашими ногами. Казаки и черкесы, следовавшие за нами, связали себя попарно веревками, чтобы оказывать друг другу помощь. Я чувствовал себя столь слабым от усталости, что для быстроты движения опирался на двух человек, обхвативших меня руками, а когда спуск стал менее крутым, я растянулся на бурке, которую тащил какой-то черкес. Каждый думал только о себе и как скорее миновать грозившие нам опасности. Мы разделились на группы. Желание как можно быстрее достичь лагеря заставило нас забыть, что мы находимся среди черкесов, в которых мы не были уверены, и, похитив нас, они приобрели бы прекрасную добычу. Мы не заметили, как они нас увели по более короткому пути, удаляющему нас от наших спутников. Мы были полностью в их власти, однако нам не пришлось раскаиваться в своей доверчивости. Выйдя за снеговую линию в узкую лощину, дно которой было покрыто обломками ближайших скал, покрытых ледяной коркой от изморози, мы спустились к берегу небольшого ручья, впадающего в Малку, который и привел нас по удобной тропинке к нашему лагерю. Ленц начал спускаться позже с большей частью нашей охраны и прибыл другим путем уже ближе к ночи. Весь этот достопамятный день генерал сидел около своей кибитки, следя за нашим восхождением через превосходную трубу Доллана, которую я оставил в его распоряжение. Как только туман, застилавший утром долину, рассеялся, генерал увидел, как мы поднимались по покрытому снегом конусу, как добрались до первого уровня скал, которые простирались до самой вершины Эльбруса. Здесь мы разделились на две группы: одна продвигалась к вершине, в то время как другая стояла. Но вдруг он заметил единственного человека, который обогнал всех остальных и почти преодолел снежную поверхность, отделяющую от вершины последний уровень скал, о которых мы говорили. Он приблизился к крутой скале, образующей саму вершину, и, свернув, слился с чернотой скал, и затем исчез в тумане, вновь окутавшем долину и скрывшем Эльбрус из виду. Он взошел в одиннадцать часов утра. Генерал не мог больше сомневаться, что кто-то из нас не взошел на вершину. По цвету его одежды можно было хорошо рассмотреть, что это был черкес, но по его силуэту на таком расстоянии трудно было его узнать. Генерал приказал бить в барабаны и сделать несколько выстрелов из мушкетов, чтобы возвестить всему лагерю об этом знаменательном событии. Затем он терпеливо ждал нашего возвращения.