Дарья Панфилова - Эрелинги

Эртер облизал сухие губы и быстро заговорил:

– Седоус, ты говорил мне, что в раздробленности Гверна нет ничего хорошего. А еще ты как-то сказал, что нашей земле нужен настоящий государь из Эртеров.

Солдат повертел в руках пустой стакан.

– Ближе к делу, молодой господин, не мнитесь, как девица.

Юноша вдохнул побольше воздуха и выпалил:

– Ты пойдешь со мною на Гверн? Сам знаешь, без тебя я мало что смогу, хоть король и посылает войска.

Солдат задумчиво прищурил глаза и обвел взглядом своих людей.

– Значит, случилось-таки… Что же они хотят от вас получить за поддержку?

– Ничего. Король хочет таким образом отблагодарить меня за свое спасение.

Седоус рассмеялся и, потрепав Эртера за плечо, покачал головой.

– Какое благородство… Знайте, молодой господин, я пойду с вами, и ребята наши пойдут. Уж в этом могли бы не сомневаться… А как теперь вас величать? Ваша светлость или ваше высочество?

– Для тебя навсегда останусь Лертэно… Скажи, Седоус… А почему Дерк больше не с нами?

– Время пришло…

– Время снять сердоликовую серьгу, оставить тысячу своих людей и пойти к маршалу Форльдоку обучать младшего барчука?! Ты сам-то веришь?

– Чужая душа – потемки, молодой господин.

Лертэно попытался заглянуть в глаза наемника. Ему мнилось, что Седоус знает правду, но отчего-то скрывает.

– Я видел Дерка у нынешней королевской резиденции, когда шел обратно, – тихо сказал юноша. – С ним был человек, которого он называл Сармом. И мне удалось расслышать его слова: «Я не знал, а теперь нет мочи в этом участвовать». О чем он говорил, Седоус?

– Не знаю, молодой господин, видит Бог, не знаю. А вы, для собственного спокойствия, не трогайте чужих тайн, которые не имеют к вам никакого отношения.

Осада длилась месяц. Армия герцога Гвернского расположилась лагерем вокруг города. К столице «кальярдских королей» Лертэно стянул силы со всего покоренного Гверна. Дело оставалось за малым, приказ о штурме мог решить судьбу города. Однако Лертэно медлил. Каждое утро он выходил из шатра и подолгу смотрел на ворота города, будто пытаясь силой своего взгляда открыть дорогу в сердце Гверна. Ноарион Вользуанский пытался настоять на решительных действиях.

– Герцог, давно пора отдавать приказ, – обманчиво мягким голосом увещевал граф. – Солдаты начинают изводиться от бездействия. Кальярд может держаться месяцами, и все это время нам придется платить. Кое-кто уже поговаривает, что положенный срок на службе у его величества подходит к концу, а если уйдет один, то за ним потянутся и другие.

– Мне все равно, сколько времени займет осада, – Лертэно раздражался и упрямо стоял на своем. – Я не трону ни одного камня Кальярда. Они сами вынесут мне ключи. Кто хочет уйти – пусть убирается, мои гвернцы будут стоять до конца… Граф, вы же понимаете, если я дам приказ о штурме, город постигнет участь Арктера. Солдаты слишком долго стоят под его стенами.

Ноарион вздрогнул, вспомнив, как шестнадцатилетний Лертэно разрушил Арктер, принадлежащий графам Буссам, и вырезал почти всех его жителей, после того как Седоус погиб в последней битве, сраженный стрелой защитника города.

Эх, Седоус-Седоус, кто бы сравнился с ним в бою? Любого одолевал старый вояка, а от стрелы не увернулся. Прямо в лоб – и нет человека. Ох и взвыл же тогда юный герцог, о братьях так не горевал. Три положенных дня пил Арктер собственную кровь, а потом и некому было – всех вырезали «свободные сыны». И ничего ведь от Седоуса не осталось, только пепел сожженного Арктера, двуручный меч да книга о неведомых странах, которую солдату так и не довелось дочитать. Мать у него вроде жива. А где она живет, Лертэно не знал, ни разу не спросил, пока товарищ был жив…

Ключи от Кальярда прево и епископ все же вынесли после обещания не отдавать город на трехдневное разграбление.

Первыми вошли гвернские солдаты, лично преданные герцогу, следом за ними ехали эшевены на лошадях, покрытых попонами с эртеровским гербом. В середине процессии, окруженный охраной, в Кальярд въезжал Лертэно Эртер, подбоченясь, гордо вздернув подбородок, как и полагается победителю. Со всех сторон на герцога сыпались цветы и раздавались радостные выкрики, будто и не было тридцатидневной осады, угрозы штурма и разграбления, а горожане с нетерпением ждали – когда же его светлость осчастливит столицу Гверна своим приездом.

Лертэно невольно улыбнулся, радуясь такому теплому приему, наивно полагая, что кальярдцы совершенно искренны в проявлении своих чувств.

На кафедральной площади юноша спешился и вошел в собор Архангелов. В прохладном храме, в многоцветье витражей он переходил от одного надгробия к другому, проводя пальцами по шершавому старому камню, и всматривался в высеченные лица своих предков, создававших когда-то королевство. Альранд Проклятый, на котором все закончилось. Мраморная рука, крепко сжимающая меч. Изогнутая складка рта под длинными усами, поднятые веки, гладкая выпуклая глазница без зрачка. Чуть желтоватый камень, прыгающие по нему разноцветные огоньки от ярких стекол. Нет, не было у Лертэно никаких нужных мыслей в этот момент. Только в глазах расцветала огромная роза на западной стене храма, и красота проникала во все уголки сознания, заполняя сердце.

Все последующие события этого дня растворялись в мареве хвалебных речей, рукоплесканий, новых имен и вина. После пира, устроенного в ратуше, захмелевший герцог затащил в покои девушку, имя которой позабыл спросить. За столом она покусывала губки и смущенно улыбалась. Лертэно украдкой бросал на нее страстные взоры. Украдкой – чтобы не заметил граф Вользуанский (ах, эта постоянная неловкость в присутствии Ноариона!). На пятом стакане вина с его лица уже не сползала пьяная ухмылка, и он принялся с усердием подмигивать красавице, отчего та обнажала жемчужные зубки и сверкала смородинными глазами.

Теперь же красавица смеялась и не давала поцеловать себя в губы. Лертэно удалось сорвать с нее поясок. В глубоком вырезе верхнего платья он заметил, что нижнее – полупрозрачное, и сквозь него просвечивает белая крепкая грудь. Потрясенный увиденным, юноша прижался носом к ее шее, вдохнув мощный аромат розовой воды, исходивший от бархатистой кожи. Девушка начала расплетать косы, и герцог уже предвкушал блаженство, как вдруг дверь в спальню распахнулась и на пороге появился граф Вользуанский в сопровождении своего оруженосца. Лертэно оторопел и попытался возмутиться. Ноарион, видя его замешательство, улыбнулся одними кончиками губ и произнес:

– Прекрасная госпожа Верль, полагаю, вас заждалась матушка.

Девушка сердито надула губы и вопрошающе взирала на герцога. Тот стоял разинув рот, явно собираясь с мыслями, однако правильные слова никак не желали приходить в голову. Ноарион кивнул оруженосцу. Молодой человек взял упирающуюся красавицу за руку и вывел из комнаты. Граф же сел на складное креслице и сказал: