Ольга Конаева - Лучинушка

Обессилев от долгого разговора, старуха закрыла глаза и задремала. Стеша осторожно, чтоб её не потревожить, поднялась и вышла на улицу. Ей хотелось побыть наедине с собой, ещё раз увидеть имение, когда – то принадлежавшее её далёким предкам, и обдумать то, что поведала бывшая горничная её родной бабушки.

Огорошенная неожиданным поворотом событий, она медленно прошлась вдоль особняка, проводя рукой по стенам, словно нащупывая невидимую ниточку, связующую с прошлым. Останавливалась, и, закрыв глаза, пыталась представить себе лица мужественных женщин, отправленных в лесную глушь, чтобы сохранить жизнь последнего из рода Тумановых, её отца.

На заднем дворе имения она обнаружила загон, огороженный высоким плетнём, оберегавшем от волков нескольких козочек. Дальше, на небольшой возвышенности, среди высоких, позолоченных солнцем сосен, расположился погост. Могильные холмики, присыпанные толстым слоем сухих иголок, были едва видны. Если бы не покосившиеся, полусгнившие кресты с едва видневшимися, вырезанными ножом именами, их можно было бы и не заметить. Земля приняла и сравняла всех, и господ, и их прислугу, и монахинь.

– Варвара… Аглая… Исидора…Ольга… Евлампия… Таисия… Елена… Алексей… Серафима… Авдей… Илья… – читала Стеша, кланяясь каждому.

Она вспомнила бабушку, носившую в душе тяжкий груз ответственности за то, что не смогла уберечь наследника славного старинного рода от нелепой, трагической смерти, и унёсшую тайну его рождения с собой. Наверное, она до самого конца не была уверенна в том, что, раскрыв её, сослужит хорошую службу ей, праправнучке Тумановых. Однако, кому – то или для чего – то было нужно, чтобы она её узнала. Не случайно же ей встретился человек, лучистые глаза которого лишили её покоя, заставили взглянуть на свою жизнь по-другому. И уж точно не случайно всё повернулось так, чтобы она, направляясь в город в поисках новой жизни, неожиданно погрузилась, вернее сказать, провалилась в прошлое глубиною в целый век, где встретила другую участницу давних событий, возможно, прожившую столь долгую жизнь именно для того, чтобы открыть ей всю правду.

Теперь уже ей самой придётся хранить эту тайну дальше. Разве она посмеет хоть кому – нибудь признаться в том, кто она есть на самом деле? Да и чем она может доказать свою правоту, если пока ещё и сама не до конца в ней уверенна. Мало ли что могла наговорить старая женщина, живущая в непонятно каком времени и измерении, приняв её случайное сходство с графиней Анастасией Тумановой за факт их родства. В конце концов, её просто могли подвести зрение и память. Конечно, фамильная икона могла бы послужить подтверждением её отношения к древнему роду, но вдруг она попала в их дом случайно? В общем, как была она Стешей Буренковой, так навсегда ею и останется. Однако, теперь она не сможет оставить этих людей на произвол судьбы не только потому, что дала им слово, а потому, что не может поступить иначе. Значит, поскольку она сама пока никак не устроена, ни жилья, ни работы у неё нет, ей придётся жить с ними как минимум столько, сколько ещё проживёт эта женщина. Перспектива довольно безрадостная, но ничего с этим не поделаешь.

Неожиданно рядом зазвучала свирель. Незамысловатая мелодия была нежна и чиста, как солнечный восход, как звон лесного ручейка. Оглянувшись, Стеша встретила Родькин взгляд, немного грустный, но вполне осмысленный. Он перестал играть и стоял молча, ожидая её одобрения.

– Играй, Родечка, играй. У тебя так хорошо получается… – попросила Стеша, ничуть не кривя душой, потому что исполненная им мелодия удивительно совпадала с её мыслями и настроением.

Так играть мог только по – настоящему талантливый человек. Словно по закону сообщающихся сосудов, господь с одной стороны многое отнял, ограничив его умственные особности и обрекая на полудикую жизнь в лесу, с другой наполнил недюжинным талантом.

Родькино лицо засияло, и он снова заиграл что – то непонятное, но очень красивое, похожее на чарующие звуки леса.

– Я никогда тебя не оставлю, Родечка, никогда… – прошептала Стеша.

Несомненно, он умел читать по губам, потому что после её слов неожиданно перестал играть, подбежал к Стеше, упал на колени и стал целовать ей руки. Похоже, таланты этого человека не ограничивались одной только музыкой.

Глава 5

Вернувшись в сторожку, Стеша сразу ощутила неестественно – глухую, тревожную тишину. Её нарушало, вернее, не нарушало, а подчёркивало только жужжание крупной зелёной мухи, бившейся в оконное стекло. Её подруга беспрепятственно ползала, исследуя каждый сантиметр на неподвижном лице старухи. Неестественная желтизна, заострившийся нос и приоткрытый рот наряду со спокойным, умиротворённым выражением, говорили о том, что едва теплившаяся в ней жизнь ушла легко и быстро.

Стеша согнала муху и замерла перед лицом смерти, обливаясь слезами. Эта женщина, за короткое время их общения ставшая ей близкой, когда – то знала её отца и бабушку и могла бы рассказать ещё о многом. Кроме горести и сожаления о неожиданной потере, она во второй раз за сутки почувствовала себя виновницей чужой смерти. Сначала мужчина, встретившийся ей на ночной дороге, теперь старуха, которая, возможно, прожила бы ещё какое – то время, если бы не эмоции, пережитые ею во время рассказа о прошлом и оказавшиеся для неё непосильными.

Выплакав первые слёзы, Стеша стала искать какой – нибудь платок, чтобы подвязать челюсть покойницы. И надо было позвать Родьку, оставшегося на улице, чтобы сообщить о кончине его матери.

Стеша открыла дверь и остановилась на пороге, не представляя, как ей это сделать. Родька, игравший с Машкой, оглянулся и, мгновенно поняв по выражению её лица, что случилось непоправимое, бросился в сторожку, едва не сбив её с ног.

– Мама, не молчи… Мама, не молчи… Мама, не молчи…– донеслось изнутри.

Она отошла подальше от двери, давая ему выплакаться. Сердце буквально разрывалось от его тоскливых, монотонных выкриков, и она тоже расплакалась навзрыд. Встревоженная Машка подошла к ней, и, став рядом, вдруг начала потихоньку подвывать. Вторя ей, из леса, уже пустившего длинные вечерние тени, донёсся заунывный волчий хор. Стешу захлестнул ужас, и она бросилась в избушку. Родька стоял на коленях у смертного одра, уткнувшись лицом в материнскую руку, и рыдал не переставая. Она обняла его за плечи и попыталась приподнять. Он передёрнул плечами, запрещая себя трогать.

– Родечка… Мой дорогой Родечка… – тихо сказала Стеша, гладя его по плечу, – твоя мама ушла на небо. Она святая, и её позвали туда. А мы с тобой пока останемся здесь и будем за неё молиться. У нас есть какая – нибудь свечка? Надо зажечь свечу, чтобы осветить ей дорогу.