Ольга Конаева - Лучинушка

– На ферме её нет. – крикнул Савелий ещё издалека.

– В общем так, Степаниду надо искать, – постановил Яков Фомич. – прямо сейчас и пойдём. Пока до фермы дойдём, как раз рассветёт. Кирюха, возьми – ка свою собачку. Хотя ночью такое мело, что следов не найти…

– А ничего, Яков Фомич, я всё равно возьму. Валет у меня пёс знатный, у него знаете какой нюх!

– Ну давай, бери. Мы пойдём потихоньку, а ты догоняй.

По деревне шли толпой. За околицей разошлись широким полукругом. Снег лежал почти в колено. Мороз наутро стал ещё крепчать. Парок, клубящийся изо ртов, тут же оседал на воротниках и платках пушистым инеем. По всему полю не было видно ни единого тёмного пятнышка, кроме стоявшей поотдаль фермы.

Там уже топилась в бытовке печь. Дым ровным столбом упирался прямо в небо.

Пока дошли до фермы, восток начал светлеть. Сторож Евсеич возился у ворот корпуса, расчищая снег широкозахватной фанерной лопатой и потягивая «приму». Когда подошли ближе, гулко откашлялся и спросил:

– Ну чего, не нашли?

– Не нашли. – ответил Фомич, – Куда она могла деваться?

– Да деваться – то вроде некуда. Заплутать не могла, весь бугор как на ладони почитай от оврага до самой деревни.

– Ну это в хорошую погоду как на ладони. А с вечера куролесило так, что за три шага ничего не видно. Могла и завернуть не туда, куда надо.

– Ну так она ж была не одна. Другие – то не потерялись?

– Выходит, одна. Никто не видел, когда она ушла и куда.

– Тогда дело плохо… – задумчиво сказал сторож.

– Почему плохо?

– Ночью тут неподалёку выли волки. И не раз.

По толпе волной пронёсся тяжелый вздох. Надя Осипова заголосила, как по покойнику. Кто – то сердито цыкнул, мол, нечего человека оплакивать раньше времени, авось обойдётся.

– Ну что, надо искать далее. – сказал Фомич. – Только вот куда идти?… Маловато нас, сюда бы в помощь роту солдатиков.

– Может, пройтись по оврагу? – предложила Надя.

– Тоже мне придумала, по оврагу. Там, если что, теперь и костей не сыщешь.

Надя пошлёпала варежками себя по губам и опять заплакала.

– Митяй, а ты чего молчишь? Чай, это твоя жена. Ты бы куда пошел её искать, в какую сторону?

– Я? – Митяй снял шапку и потёр темя. Голова сильно болела. Зря вчера они с Матюхой намешали чего не попадя. И пиво, и самогон, и «ландыш». Вот она теперь и не соображает.

– Ты – ты. Может есть мысли, куда б она могла податься?

– Да откуда ж я могу знать? У меня за пазухой нету этого, как его, Соломона.

– Мозгов у тебя нету…– сердито сказал Фомич, и, махнув рукой, предложил, – Ладно, давайте так. Ветер у нас дул откуда? От фермы, в сторону деревни. Пойти против ветра она не могла. Значит, хоть как, а всё равно должна была идти в сторону дома. Если б, не дай бог, волки, след какой – никакой всё равно бы остался. Значит, должна быть живая.

– А может следы занесло снегом…– вставил кто – то из толпы.

На него тут же зашикали

– А ты не каркай.

– Тьфу на тебя!

– А я что? Я просто так…

– Просто так за пятак…

Пока судили – рядили, солнце поднялось до половины, окрасив небо в кроваво – красный цвет. В морозном воздухе искрились мельчайшие снежные пылинки.

– Короче так, давайте сначала пройдём через поле, в сторону оврага. Вон до того ду…

Яков Фомич замер на полуслове с открытым ртом и поднятой рукой, указывающей на дуб. Все обернулись по направлению его взгляда и разом ахнули. От оврага шла женщина. Шла очень медленно, пошатываясь и спотыкаясь, волоча за собой шаль с таким трудом, будто весила она целую жизнь.

– Стеша… Это же Стеша, подруженька моя дорогая! – завизжала Надя, и бросилась к ней навстречу.

– Ах ты, мать твою… – рявкнул Митяй, швыряя шапку о снег, – Её тут вся деревня ищет, а она, сука…

– Ну ты, гнида!… – заскрежетал зубами Кирюха, хватая его за грудки.

Стеша нравилась ему ещё с ранней юности. Но худенький, нескладный паренёк не осмеливался признаться в своих чувствах, хотя, втайне ото всех, твёрдо решил жениться на ней сразу же, как только отслужит в армии. Однако случилось так, что Митяй опередил его, вернувшись со службы на полгода раньше. Кирилл знал о её неудавшемся браке, и продолжал жить надеждой, что рано или поздно они с Митяем расстанутся. И тогда уж он, не медля ни минуточки, придёт и расскажет ей о своей давней любви, и заживут они всем на зависть. И будет он её жалеть и беречь, потому что такая девушка, как Стеша, достойна самой лучшей судьбы. Зина Евсеева и соседка тётка Меланья тоже воспользовались случаем отомстить за Стешу, которую им не раз приходилось вызволять из его пьяных рук, и отвели душеньку, натолкав Митяя кулаками в спину. Подскочивший Валет закружил вокруг них, норовя цапнуть его за ногу.

Надя почти успела добежать до Стеши, когда та упала и больше не поднялась. Из больницы Стешу выписали через неделю. О случившемся с нею писали многие газеты, хотя она и старалась как могла избегать общения с настырными журналистами. Поэтому писать им приходилось больше по пересказам деревенских жителей, хотя это их нисколько не смущало.

Всё то, что произошло в ту зимнюю ночь, ей хотелось забыть, и как можно быстрее. Однако, чем дальше, тем чаще перед нею возникали всё новые и новые картины той страшной ночи. Толи услужливая память подсказывала то, что она видела, но не запомнила из – за стрессового состояния, толи разум сам домысливал то, чего на самом деле не было и быть не могло, но всё теперь виделось несколько иначе. Стоило закрыть глаза, как перед нею опять возникал старый волк. Он то сидел, глядя ей в глаза, то стоял на поваленном дереве и выл на луну, такую огромную и близкую, словно она находилась не высоко в небе, а висела, запутавшись в ветвях старого дуба, росшего на краю оврага.

Чем дальше, тем сильнее она верила в то, что преследовавшая их стая действовала заодно с защищавшим её вожаком. И не нападала она, а, наоборот, помогала ему направлять её в овраг, на помощь волчице. Ещё ей казалось, что в полусне она чувствовала тепло от лежавших рядом волков, согревавших её своими телами. Иначе как объяснить то, что, проспав на снегу несколько часов в лютый мороз, она не только не замёрзла, а даже не обморозилась. Когда она проснулась, рядом не было никого. А может, никаких волков не было вообще, а водила по её кругу какая – то тёмная нечисть… Стеша долго выбиралась из оврага, не раз забираясь по сухому сыпучему снегу до половины крутого склона и скатываясь обратно. И опять ей виделись серые тени, мелькавшие неподалёку до тех пор, пока она не вышла навстречу искавшим её людям. Все свои сомнения и догадки Стеша держала при себе. Как всё было на самом деле, теперь уже не узнаешь, а делиться своими фантазиями ей не хотелось ни с кем. Не хотелось, чтобы люди думали, будто она повредилась рассудком, и смотрели на неё, как на прокаженную.