Андрей Галушка - Загадки Столетней войны

Если читатель помнит из рассказа о тамплиерах, христианская Европа не смирилась с потерей Святой Земли. Папа Римский призвал всех католических государей к новому крестовому походу с целью вернуть Палестину. Король Франции начал активно к нему готовиться, собирая в Марселе флот и нанимая армию. Но в том же 1336 году из-за слабого энтузиазма к новой крестоносной авантюре Папа отменил поход. Внимание Филиппа VІ снова вернулось к подготовке к войне с Англией, тем более, что уже имелись готовые к бою армия и флот.

Нужен был повод к войне, и повод нашёлся. Филипп потребовал от Эдуарда выдать ему его «смертельного врага» графа Робера д’Артуа (тоже одного из центральных героев эпопеи Дрюона). Граф Робер одно время был приближённым короля Филиппа, поддержав его в борьбе за французскую корону, но позже поссорился с королём, был вынужден бежать из Франции, а его земли были у него отобраны. Впрочем, если твои попытки отобрать графство Артуа у своей тётки Матильды (о ней уже шла речь выше) с помощью поддельного завещания выходят на свет, нечего удивляться, что король разгневается и захочет покарать виновного. Воля Филиппа вынуждала Робера покидать одно место изгнания за другим, пока он не оказался в Англии.

Разумеется, власть французского короля не распространялась на Англию. Но требование было доставлено сенешалю Аквитании с требованием от короля Франции к его вассалу, герцогу Аквитанскому. Эдуард мог бы уступить и выдать Робера, и война бы отложилась ещё на какое-то время, но это бы означало признать себя полным вассалом французского короля даже в своих владениях по ту сторону Ла-Манша. Поэтому 24 мая 1337 года королевский совет при Филиппе одобрил решение своего короля конфисковать владения Эдуарда во Франции как непокорного вассала. Но почти за месяц до того, 30 апреля 1337 года, король Филипп объявил «аррьер-бан», призыв к оружию, ко всем своим территориям и ко всем своим вассалам. Это означало, что король собирается вести большую войну с привлечением всех ресурсов своего государства. 13 июня того же года королевские грамоты от Филиппа герцогу Аквитании, объявлявшие о конфискации герцогства, были доставлены сенешалю Аквитании. Столетняя война началась. Закончится она только через сто шестнадцать лет в той же Гаскони.

Уже в феврале 1337 года французы попытались захватить город Сен-Макэр на реке Гаронне в Гаскони. В июле началось большое вторжение французов в Гасконь. В августе того же года король Эдуард издал свой манифест, адресованный английской аристократии и королевским высшим чиновникам, в котором он поручал им собрать съезды подданных на подчинённых им территориях, на которых следовало разъяснить причины, побудившие их короля начать войну против Франции. Первой из них являлось то, что французский король оказывал помощь шотландцам в их войне против Англии. Второй причиной была узурпация Филиппом французским прав короля Эдуарда в Гаскони. И наконец, третьей причиной было клеветническое обвинение Филиппом Эдуарда в том, что последний всячески мешал его планам по организации нового крестового похода.

Как видим, даже после начала войны Эдуард ІІІ не сразу объявил о своих претензиях на престол. Только когда стало понятно, что война будет долгой и потребует союзников среди враждебной Филиппу французской аристократии, он в 1340 году во фламандском Генте объявил себя королём Франции по праву внука короля Филиппа ІV. Теперь противники короля, находящегося в Париже, могли утверждать, что они вовсе не изменили своему сюзерену, наоборот, они выступили на войну под знаменем истинного короля Франции, Эдуарда. Это знамя с этого момента, как и королевский герб, несло на себе (вплоть до начала ХІХ века!) уже не только трёх золотых львов Англии на алом поле, но и золотые на синем лилии Франции.

Мы вряд ли можем знать наверняка, был ли Эдуард серьёзен, примеряя на себя корону своего другого деда. С одной стороны, он мог считать свой шаг просто одним из инструментов в борьбе со старым противником. В пользу такого мнения можно указать на то, что через двадцать лет после Гентского демарша он при заключении мирного договора с побеждёнными французами отказался от королевского титула. Стоило войне возобновиться, претензии на корону вернулись, но современники ведь не могли забыть предыдущего отказа от них. И хотя следующие английские монархи именовали себя королями Франции, но нельзя с уверенностью сказать, что именно желание развиртуалить французскую корону на своей голове было главным двигателем вторжения во Францию Генриха V в 1415 году. В конце концов, отказался же он тоже от прямой претензии на корону в пользу своего будущего сына. А как быть с тем, что большая часть французов при этом вполне была согласна с тем, что регентом при их безумном короле будет король английский, и что после смерти их короля корона перейдёт не к его сыну, а к его внуку – сыну французской принцессы и английского короля? Нам сейчас кажется странным сама возможность того, что Англия и Франция могли быть соединены в особе одного монарха, но довольно многим современникам такой вариант не казался чем-то вздорным и невозможным.

Довольно часто можно встретить утверждение, что английские короли не могли унаследовать французский трон из-за того, что этому препятствовал древний закон, который управлял жизнью французов, а перед тем ещё племенами франков, перешедших Рейн во времена упадка Римской империи и расселившихся на территории римской Галлии и давших ей своё имя, дошедшее до наших дней. Тогдашние франки делились на две ветви: салических франков и франков рипуарских. Вот эти самые салические франки и оставили в память о себе свод законов Lex Salica , записанный при первом франкском короле Хлодвиге в начале VI века. Салический закон – это преимущественно уголовный и уголовно-процессуальный кодекс, содержащий список штрафов за разнообразные проступки, провинности и преступления. Если кто из читателей интересовался отечественной историей и что-то знает о «Русьской правде» – своде законов Киевской Руси, то он уже имеет хорошее представление о том, чем был этот самый Салический закон, ведь «Русьская правда» – это почти аналогичный, пусть и зафиксированный на полтысячелетия позже (викинги времён Святослава или Владимира были не менее дикими, чем франки времён Хлодвига), свод племенного германского законодательства.

Есть и другие своды, дошедшие от других германских племён, расселившихся по развалинам западной части Римской империи: визиготы (они же вестготы) оставили по себе Визиготское право, бургунды – Бургундское право, причём они дошли до нас с более раннего времени, чем Салическое право. Но у этого последнего есть особенность: в отличие от Визиготского или Бургундского, в нём заметно очень мало влияния христианства или римской юридической традиции. Это неудивительно. Франки были среди германских племён, имевших меньший контакт с Римом, позже переселившихся на римский берег Рейна, и на сто – полтораста лет позже принявших христианство. Хотя Салическое право было записано уже по латыни, но до этого оно передавалось устно из поколения в поколение, и даёт представление о жизни германских племён в начале тысячелетия, жизни гораздо более простой и примитивной, чем общество и государство позднего Средневековья.