Андрей Галушка - Загадки Столетней войны

Надо сказать, что маршал Бусико уже встретился с подобными приспособлениями за девятнадцать лет до Азенкура. В сражении, закончившемся его пленом у турок, турецкие янычары тоже использовали такие же заострённые колья для борьбы с рыцарской конницей крестоносцев (из которых значительную часть составляли французские и бургундские рыцари). Дошедший до нас план сражения с англичанами не показывает никаких следов того, что маршал учёл этот свой опыт. Возможно, он решил, что на родной почве и в войне против христиан, а не против неверных турок, этот опыт иррелевантен. Но король Генрих наверняка был знаком с опытом неудачного похода 1396 года. В конце концов, его отец, ставший королём Генрихом ІV, до того, как захватил трон Англии, сам ходил в крестовые походы, правда, не на турок, а на литовцев-язычников. А в тогдашней международной крестоносной тусовке опыт этих походов был на слуху.

Французская армия, как и в двух ранее описанных битвах, имела в своём составе несколько тысяч арбалетчиков, способных, как минимум, отвлечь на себя стрелы англичан, пока к ним скачет французская конница. Но этого сделано не было – третий поединок между луком и арбалетом просто не состоялся. А ведь за полвека, прошедших после Креси и Пуатье, арбалеты стали помощнее и посложнее, и, пожалуй, могли представить собой более серьёзного противника для английских длинных луков.

Вскоре перед рядами англичан стала расти гора лошадиных и человеческих тел. Кто-то из рыцарей, придавленный собственным конём, захлебнулся в глубокой грязной жиже. Кого-то добили лучники, имевшие помимо луков и стрел также мечи, ножи, молоты и топоры. Этот заслон из тел, образовавшийся на флангах английского боевого порядка, естественным образом сфокусировал направление атаки первой французской баталии из восьми (как чаще всего считается) тысяч спешенных рыцарей на центре англичан, занятом английскими, тоже спешенными, рыцарями – многократно уступающими в числе их французским благородным оппонентам. Повернувшие вспять конные французы ещё более стиснули пеших рыцарей с обоих флангов. Шагать по вязкой, всасывающей в себя ногу грязи двести метров под стрелами лучников было уже само по себе испытание, и когда французы наконец добрались до английских закованных в латы противников, они были весьма утомлены. А начиналось самое интересное.

Обе рыцарские армии вступили в ожесточённую рукопашную схватку. Атакующие не обладали силой напора, так как медленное преодоление размокшей пахоты погасило всякий наступательный импульс. Тем не менее, английским рыцарям пришлось тяжело. Сам король Генрих дрался в первых рядах своего войска. Его младший брат, герцог Глостер, сражался с ним плечо к плечу, причём королю доводилось помогать брату в трудную минуту. В какой-то момент короля окружили восемнадцать французов, но соратники Генриха сумели отбить своего короля, отделавшегося лишь сильным ударом по шлему. На этом шлеме, находящемся в Вестминстерском аббатстве, до сих пор можно увидеть, что у увенчивающей его золотой короны отбит один из зубцов в форме лилии.

Постепенно французская сторона стала отступать, причём с флангов на некоторых, оказавшихся изолированными, рыцарей наскакивали лучники, по нескольку на одного, что приводило к неизбежному летальному исходу. Смерть от неблагородного противника была весьма непопулярной перспективой для французов.

Однако первой французской баталии не удалось оторваться от врага, когда им в спину стала напирать вторая французская баталия (по разным оценкам от трёх до шести тысяч спешенных рыцарей). Но численное превосходство в условиях ограниченного пространства никакого реального преимущества не давало. Французам не хватало пространства просто даже для замаха рукой с мечом или боевым топором. Те, кто поскальзывался в жидкой грязи, терял опору и падал, не могли подняться и оставались в грязи, втаптываемые в неё всё глубже своими же товарищами. После приблизительно часа сражения победа со всей очевидностью была на стороне Генриха.

Несколько сотен французских рыцарей пало на поле битвы, причём среди этого числа было немало военачальников. Около двух тысяч сладось в плен. Однако оставалась ещё третья баталия французской армии – ещё несколько тысяч рыцарей. Это было в несколько раз больше, чем было рыцарей у короля Генриха, пусть вместе с лучниками общее численное преимущество могло бы уже быть и у него. Но у французов бойцы не были истощены боем. Однако созерцание разгрома и сдачи в плен их товарищей настолько сильно подорвала их боевой запал, что хотя несколько сот и попытались атаковать врага (столь же безуспешно), большая часть просто покинула поле сражения.

В этот момент английский обоз подвергся нападению. Как мы помним, этот манёвр входил в первоначальный план французов, и, возможно, кто-то из их вождей попытался действовать по этому плану, несмотря на то, что все прочие его части явно не сработали. Иногда утверждается, что нападение на обоз было организовано местным феодалом, собравшим ополчение из собственных крестьян. Как бы то ни было, был разграблен даже королевский шатёр, причём исчезла корона Генриха.

Английский король, осознавая, что среди его бойцов находятся около двух тысяч закованных в латы французских рыцарей, которые хотя и сложили оружие, но увидев подмогу, могут быстро его снова взять в руки, принял жёсткое решение уничтожить пленников. Английские рыцари отказались исполнять этот приказ, который они посчитали бесчестным и недостойным благородного сословия (не говоря уже о том, что исчезновение захваченных ими благородных пленников наносило очень существенный удар по их финансам). Поэтому исполнить его взялись представители сословия неблагородного – лучники и пехотинцы. Поскольку пленные сняли свои шлемы (что вполне естественно, так как по доброй воле держать голову в железном ведре с не слишком многочисленными отверстиями для прохода воздуха мало кто согласится, и пленные наверняка снимали шлемы с облегчением, вдыхая воздух полной грудью), то именно на головы и глотки беззащитных жертв направили удары своих мечей, топоров и кинжалов английские представители простого народа.

Уильям Шекспир в пьесе о Генрихе V вовсе не замалчивает этот весьма негероический эпизод, хотя и находит ему оправдание:

Король Генрих

Другая часть поля сражения. Входят Флюэллен и Гауэр.

Флюэллен

Избивать мальчишек и обоз! Это противно всем законам войны. Более гнусного злодейства – как бы это сказать – и придумать нельзя. Скажите по совести, разве я не правду говорю?