Томас Майн Рид - Смертельный выстрел

Женщина она была не из тех, кто способен молча томиться в неизвестности. Уперев руки в боки, она обратилась к своему темнокожему повелителю:

– Господь милосердный, Билл! И чой-то ты так скоро вернулся? Ни енота не добыл, ни опоссума! И пса своего притащил таким странным манером! Да и часа не прошло как ты на охоту-то отправился! Когда это видано, чтобы ты ворочался домой с пустыми руками и не принес ничего, кроме старой псины? Выкладывайте-ка все как на духу, масса Билл!

Встретив такой прием, охотник выронил своего четвероногого товарища, с глухим стуком приземлившегося на пол. Потом уселся на стул, но в разъяснения пуститься не спешил.

– Выбрось из головы, девчонка! – сказал он. – Подумаешь, вернулся пораньше – ничего эдакого. Смекнул я, что эта ночь не шибко удачная для охоты на енота. Вот и решил, что лучше будет оставить животину в покое.

– Ну-ка, посмотри мне в глаза, Билл! – потребовала неумолимая супруга, положив руку ему на плечо и вперив в мужа пристальный взгляд. – Не верю я твоим объяснениям. Неправду ты мне говоришь!

Под проницательным взглядом охотник съежился, словно и в самом деле совершил что-то дурное, но требуемые пояснения не давал, по-прежнему не зная, как поступить.

– Что-то за этим есть, – продолжала его прекрасная половина. – Есть у тебя какая-то тайна, ниггер, я это по глазам твоим вижу. Стоит мне на тебя глянуть, и я сразу вижу, когда ты меня обманываешь – как в тот раз, когда строил шашни смуглой Бет.

– Да чего ты городишь, Феба! Смуглая Бет тут ни при чем, клянусь!

– А кто сказал, что при чем? Нет, Билл, то дело прошлое. Я просто вспомнила о нем, потому что вид у тебя точно такой, как когда Бет тебя обхаживала. Сейчас я говорю, что ты сам не свой. Говори, где собака зарыта, выкладывай все начистоту!

Говоря это, Феба не сводила с мужа проницательного взгляда, внимательно наблюдая за выражением его лица.

Но выдавать оно могло немногое. Будучи коренным африканцем, Билл выразительностью черт мог потягаться с каменным сфинксом, да и краснеть не умел. Как уже упоминалось, кожа его была, как черное дерево, и имела синеватый отлив, благодаря которому охотник и получил свое прозвище.

Он твердо выдержал пытливый взгляд и на какое-то время сумел ввести Фебу в заблуждение.

Только после ужина, скромность которого отчасти объяснялась его неудачной охотой, сердце Синего Билла дрогнуло, а язык развязался. Точная причина неизвестна, но, так или иначе, перед тем как отойти ко сну, он все как на духу рассказал спутнице дней своих, поведав обо всем, что видел и слышал в кипарисовом болоте.

Сообщил и о подобранном письме. Осторожно вытащив его из кармана, он передал его жене на осмотр.

Феба одно время была прислугой в доме и состояла горничной при белой госпоже. Было это в золотую пору юности, в старой доброй Виргинии, до того как ее отправили на запад и продали Эфраиму Дарку, где ее ждала злая судьба обычной невольницы. Но прежняя владелица немного научила ее грамоте, и в памяти Фебы сохранились еще остатки былого образования – достаточные, чтобы разобрать письмена, попавшие к ней в руки.

Сначала она поглядела на фотографию, поскольку та первая выпала из конверта. Не требовалось много усилий, чтобы понять, кто на ней изображен. Эта дама была слишком прекрасна, чтобы не восхищать даже самого скромного раба в поселке.

– Какая красивая молодая леди, – заметила негритянка, в течение некоторого времени изучая портрет.

– Тут ты права, Феба. Красивая, как ни одна другая белая девушка, которую мне, ниггеру, доводилось видеть. И такая же добрая. Какая жалость, что она уезжает отсюда! Много чернокожих будут скучать по милой белой госпоже. И масса Чарльз Клэнси тоже будет скучать! Господи! Я же совсем забыл: он может и не будет скучать, потому что уже умер, наверное! Если так, то это она будет скучать по нему, ей-богу. Все глаза выплачет.

– Так ты думаешь, между этими двумя что-то было?

– Думаю? Кому ж знать, как не мне, Феба! Я много раз встречал их в лесу, когда ходил за енотом. Видел их вместе. Белая леди и джентльмен не стали бы встречаться, если бы не имели чувств друг к другу. У нас, у черного народа, тоже так заведено. А еще твой ниггер наверняка знает, что они были влюблены. Джул сказала про это Юпитеру, а тот по секрету сообщил мне. Они давно друг друга любили, еще до того как масса Чарльз в Техас уехал. Только вот полковник Армстронг – это большой человек, он и слышать про это не хотел. Да если он прознает, то застрелит массу Чарьза, если тот уже не покойник. Будем надеяться, что нет. Вот что, девочка, открой-ка это письмо и давай посмотрим, что там пишет там леди. Это точно она его написала. Вдруг это прольет свет на это темное дело.

Следуя этому внушению, Феба достала письмо из конверта и развернула, а потом, держа поближе к сальной свечке, прочитала от начала до конца.

Этот подвиг занял немало времени, потому как ее академические таланты, не блестящие и в лучшие времена, без постоянной практики сильно потускнели с годами. В конечном итоге сумела разобрать смысл и передала его Биллу, который слушал ее, развесив уши и вытаращив глаза.

Покончив с чтением, оба некоторое время сидели молча, размышляя над открывшимися им причудливыми обстоятельствами.

Синий Билл первым обрел дар речи.

– Многое, про что сказано в этом письме, я и прежде знал, а что-то было и новое, – сказал он. – Но не важно, новое это или старое, другим людям ни к чему знать, про что написала молодая леди в этом послании. Нет, Феба, ни единое словечко не должно сорваться с наших уст. Мы спрячем письмо, и никто даже не узнает, что оно у нас было. И чтоб никто не пронюхал, что твой ниггер его нашел. Ежели такое обстоятельство выйдет наружу, добра не жди: исполосуют Синего Билла кнутом, а то и под насос засунут. Так что дай мне, Феба, слово, что никому не расскажешь. Дело это опасное, отчаянное.

Супруга вполне понимала обеспокоенность мужа и подчинялась необходимости. Затем эти двое отошли ко сну, упокоившись под оливковой ветвью согласия, и дав друг другу слово держать язык за зубами.

Ложась спать, Хелен Армстронг думала о Чарльзе Клэнси с обидой. Она так злилась, что не могла уснуть и беспокойно ворочалась на постели, утыкаясь в подушку то одной щекой, то другой.

А в миле от ее комнаты еще одна женщина не могла уснуть, думая о том же самом человеке, но не сердясь, а волнуясь. То была мать Чарльза.

Как уже упоминалось, дорога из Натчеза проходила мимо ворот усадьбы полковника Армстронга. Путник, идущий в противоположном направлении, то есть в город, обогнув край плантации увидел бы стоящий при дороге дом, весьма скромный в сравнении с внушительным особняком плантатора. Его можно было бы назвать коттеджем, будь это название в ходу в штате Миссисипи. Но оно здесь не известно. Это не бревенчатая постройка, а каркасный дом, стены которого обшиты досками внакрой и покрашены, а кровля сложена из кипарисовой черепицы – такой архитектурный стиль распространен в южных штатах, но редко встречается в северных. В подобных жилищах обитают люди умеренного достатка, не способные тягаться состоянием с плантаторами, но побогаче и покультурнее «белых отбросов», населяющих бревенчатые хижины.