Рина Оре - Три цветка и две ели. Третий том

________________

На рассвете в часовню к Лорко пришли два рыцаря – Рагнер и принц Баро (!), и два друга «счастливого оруженосца» – Ольвор и Эорик. Рагнер был уверен, что Лорко сладко проспал всю ночь, и оттого громко шумел, открывая дверь часовни. К его удивлению рыжеватый парень выглядел бодрым и испуганным. Он дрожал то ли от холода, то ли от того, что пережил.

– Мяення здеся в… вы нарочное ппугивали, а? – стуча зубами, накинулся на друзей одетый в одну рубаху Лорко.

– Угу, да кому ты нужен, – ответил Эорик.

– Нужон… – проскулил Лорко. – Бабе мертвай… Бррр… Тута скребкалося ночиею! Баба енто была – я в таковских делых не обшибаюсь!

– Ну, мышь, наверно, завелась, бедолага, – предположил Рагнер. – А тебе всё бабы и бабы, жених херов…

Первой частью ритуала посвящения в рыцари являлось омовение в благом месте. Помощники Лорко затащили в часовню банную купель, похожую на бочку, покрыли ее шатром, наполнили заранее заготовленной водой. Замерший Лорко тут же прыгнул в чуть теплую воду и уже из-под шатра стал жаловаться:

– Как жа, мышь… То-та я не знаю, как мышки скребкаются! А ащя мяня льдяные руки касалися… Даа, под рубахаю тожа! Именная там! Баба енто!

Лодэтчане хохотнули, а потом Рагнер перевел Адальберти сказанное.

– Я и молился… ух экак я молился, – бубнил из-под шатра Лорко. – Плясните жа ащя горячанькаго! Ольвор, братуха!

– Какой изумительный призрак! – с улыбкой сказал Адальберти. – Как укрепляет веру! Многим бы такой пригодился.

Ольвор открыл шатер, доливая из водолея в купель-бочку кипятка, и Рагнер увидел действительно напуганного, нервного и бледного Лорко. А он-то точно знал, что «бога ловкостей и обману» застращать мало что могло.

– Ладно, Лорко, не бзди – это был я, – сказал Рагнер, и три других лодэтчанина на него изумленно вытаращились. – А что? – гордо поднял голову Рагнер. – Плащ-невидимка!

– Ээхээ, – прокряхтел Лорко. – И подчта ты трогал маего гярою, а?

– Ну… обещал же тебе хер на хер отхватить – вот! Скучно было, делать было нечего. А ты ведь не покаялся пред моей супругой на коленях!

– Клянуся, сягодня паду! Ты, братуха Рагнё, так тока боля не делавай!

– Если не будешь звать меня «Рагнё»! Это обращение старших к младшим, сосунок! Ну или между супругами, или от дам – они же крыша дома.

– Не будусь, Рагнер, клятвянуся… – прогудел Лорко из шатра, плескаясь в воде. Скоро оттуда высунулась рука и отдала мокрую рубашку, а еще через минуту Лорко спросил: – А как ты дверю отпёр, коль здеся былся, а?

– Я все свои тайны должен, что ли, разболтать! – притворно разозлился Рагнер и, поставив руки на пояс, поднял глаза к потолку часовни. – Ладно… – другим, задумчивым голосом проговорил он, – на Бальтине я разжился шапкой-стенопроходкой…

Часовня Рюдгксгафца не представляла собой ничего необычного – обычная длинная зала, облицованная серым камнем, какой был и на фасаде замка: ни химер, ни крылатых демонов, ни прочей скульптурной модной нечисти. Залу опоясывал балкон для слуг, внизу стояли в два ряда двадцать скамей из дуба, а под куполом, на полу, пустовало место для алтаря – в данный момент там устроилась купель с шатром да встали четверо мужчин. Свет проникал высоко-высоко сверху – сквозь оконца в круглой башне, и в рассветных сумерках проступили узоры купола, очень похожие на восьмилепестковую маргаритку. «Гонтер… что же ты, скотина столичная, наделал-то здесь?..»

– А чего ты в Лодольц сразу не вошел с такой шапкой при бунте? – удивленно спросил Рагнера Эорик. – Сразу бы Зимронда казнил.

– Пробовал, – тряхнул головой Рагнер, – пробовал, Эорё, но не вышло. Шапка уж – труха, маковка одна от колпака осталась. Через каменные стены не ходит, через воду и железо тоже… Но вышло через дверь часовни. Вы только молчите! Вы поклялись, что всё сегодня – это тайна!

– Войду в рыцаря́ – тябя убию, – прогудело из шатра.

– Ха, зачем ждать! – достал Рагнер из ножен Анарим и открыл шатер.

– Пошутковал я! – сразу заявил Лорко.

– А я нет. Давай сюда свою рыжую морду – буду тебя брить. Или Адальберти эту честь доверить…

– Лучшай ты! Пожалста…

После того как Лорко омылся, надел чистую парадную одежду, а купель утащили, началась вторая часть церемонии: в часовне появились два послушника с иконами, священник с дарами стихий и восьмиконечный алтарь с золотым распятием, курительницей и двумя чашами. Весь «алтарный инструмент», кроме богатого покрывала, принадлежал Рагнеру (вернее, Аннару Стгрогору, а еще вернее – Богу) и был обнаружен в сокровищнице часовни.

Прежде всего Лорко и священник остались наедине: будущий рыцарь исповедовался и приобщился. Затем на алтаре зажгли восемь свечей, возложили на место жертвенной чаши меч без ножен (великолепный меч Бранта Хамтвира, проигравшего схватку), пригласили двух рыцарей и двух друзей посвящаемого. Далее триаду часа длился молебен – Лорко стоял перед мечом, священник обращался к Богу, вдыхая благовонный дымок из курительницы, послушники держали две иконы – с ликом Пресвятой Праматери и Божьего Сына. В окончание действа коленопреклоненный Лорко дал клятву служить Богу, не чинить урона храмам и их имуществу, не нанести вреда священнослужителям и всем людям, нашедшим укрытие на землях Святой Земли Мери́диан. Священник поднял Лорко, опоясал его чресла рыцарской цепью, объявил воином Бога, но меча взять не позволил. Ольвор и Эорик, душевно поздравив друга, подарили ему мыло и свечи в знак того, что отныне он был обязан следить за чистотой тела и духа.

Священник угостил собравшихся пилулами и вином – остатки убрал в свою дароносицу, святое распятие и курительница спрятались в сокровищнице, все, кроме рыцарей, вышли, – наступила последняя, самая-самая тайная часть церемонии. На алтаре и его богатом покрывале, лежал только меч.

В опустевшей часовне Лорко опустился на колени перед двумя рыцарями, завершавшими обряд; алтарь был за его спиной. Он зачитал клятву:

– Вступая в рыцарское братство, я обязуюсь чтить его устав и жить по его правилам, а не в угоду страстям, обязуюсь следовать справедливости, не отказать в просьбе о помощи вдовам и сиротам, не осквернить свой меч бесчестным убийством, не направить его в спину брату, другому рыцарю. Обязуюсь уважать врага, ежели он рыцарь, обращаться с его мертвым телом с почтением и, коль некому более, то позаботиться об успокоении души рыцаря, друга или недруга, о передаче его останков друзьям, побратимам или семье, а если нет таковых, то найти достойное место для могилы, установить стелу с крестом и оплатить расходы. Обязуюсь не совершать напрасных убийств своих братьев – даже на поле брани: цель моя есть – не убить брата-рыцаря. Обязуюсь, не спрашивая, прийти на помощь тем, с кем соединил руки знаком единства. Сам же не стану понапрасну тревожить братьев, с кем побратался, и обращусь за помощью в случае самой крайней потребности. Обязуюсь дать приют на ночь путникам-рыцарям в лучших покоях своего дома, пищу и свет дать им в дорогу. Обязуюсь жертвовать собой во имя правды и ради правды, не предавать, не воровать, не торговать. Сие моя клятва!