Игорь Гергенрёдер - Солнце больше солнца

– Я вашим товарищам на всё ответил полностью, – сказав это, он душою перенёсся в те минуты, когда объяснял следователю своё понимание особо вредных идей, а самого обуревала заветная великая идея. Сейчас то же чувство подзадорило его: – Сколько ещё вокруг врагов! Примите меня к вам служить, поручите уничтожать их! – он глядел на чекиста широко раскрытыми глазами, стремясь выразить самую истовую преданность.

Тот ведал кадрами и как раз и собирался дать Неделяеву должность: выворачивать у арестованных нутро, приговорённых оделять последним шлепком. Но Маркел своей резвостью подвёл себя под поступающие сверху предостережения: о вреде излишеств в страстях (в садистских – тоже).

– Люди у нас имеются, – сухо сказал нестарый человек с морщинистым лбом.

Неделяев в обиде ждал, что тот скажет ещё. Хотелось выказать гордость и ум, но не хватало духа: был неодолим страх от того, где он находится.

– Никто не видел, как вели себя вы и Кережков перед его смертью. Всё ли так, как вы рассказали? – промолвил чекист с едкостью недоверия.

Маркел всё время помнил о прокламациях, которые взял из руки Кережкова и сунул в карман. Он не сказал о них командиру отряда, молчал и потом и произнёс сейчас клятвенным тоном:

– Как оно было, так я отвечал и могу повторить!

– Что же, если вдруг что-то припомните – такое бывает, – придите и скажите нам. Для вас это будет лучше, – неспешно и властно проговорил чекист.

У Маркела взыграло ретивое от чувства, что он недооценён.

– Вы вот говорите – у вас имеются люди против всех опасных врагов. Но те идеи, которые сеял Кережков, живут! И чтобы их победить – очень много надо устроить! Нужно установить всемирное могущество – только тогда идеи Кережкова посрамятся!

Чекист подумал: «Ишь, как тянешься к роли повыше!» Бросил жёстко:

– Не надо себя считать умнее других! Мелко плаваешь пока! – и заключил с неприязнью: – Свободен!

Неделяев из губчека сразу же пошёл к секретарю партийной ячейки. Тому было весьма любопытно, зачем Маркела вызывали. Передав краткий разговор с чекистом, парень нервно и оскорблённо пожаловался:

– Я служить хочу, и что мне теперь – землю пахать или на рабочего учиться? Я же оружием владею!

Секретарь сделал значительное лицо:

– Я поговорю с партийными товарищами в милиции. Я знаю – им нужны непьющие.

И вскоре Неделяев получил документ «уполномочен надзирать за порядком в волостном селе и во всей волости…» Село, куда, по его просьбе, он был послан, была его родная Савруха.

За ним записали саврасую малорослую крепкую лошадь с длинной гривой. Он восседал на ней, облачённый в новую длиннополую шинель, обутый в новые яловые сапоги, которыми был несказанно доволен. Шашки ему теперь не полагалось, но из-за плеча высовывался ствол казачьей, без штыка, винтовки, к боку прилегала кобура с наганом.

Неделяев ехал шагом по дороге, которая тянулась по возвышенности вдоль леска, что справа жался к обочине; с левой стороны лежало слегка посыпанное снегом поле, за ним извивалась замёрзшая речка, видная лишь местами за полосой голого, но густого мелколесья и кустарника. Впереди в долине и далее на изволок виднелись постройки и дворы села Савруха под серо-серьёзным зимним небом. День, тускнея, плыл в сумерки.

Два года назад Маркел вместе с другими новобранцами Красной Армии ушёл отсюда растерянный, жалеющий себя, придавленный страхом войны, а ныне возвращается человеком власти – хоть и не из первых в последней десятке.

Он обогнал нескольких баб: те шли в село с тощими мешками за спиной и, обернувшись и узрев верхового военного, торопливо подались в сторону от дороги. Маркел перевёл лошадку на рысь, пустился безлюдной улицей, оставляя позади двор за двором; поравнявшись с приоткрытыми воротами, натянул повод, вглядываясь в крытый жестью дом, который был заметно больше соседних. Из пяти его окон три оказались забиты досками. В просторном дворе чернели обгоревшие стены постройки; конюшня, хлев, амбар, другие строения были целы.

Неделяев крикнул во всю силу лёгких:

– Эй! Есть кто?

В одном из незаколоченных окон дома мелькнула тень, затем открылась дверь сеней, на крыльцо вышел, надевая шапку, мужик в куртке из невыделанной овчины.

– Ага! ага! – говоря с показным радушием, глядя под ноги, он осторожно сошёл по ступенькам, направился к всаднику у ворот: – Маркел Неделяев! – в возгласе узнавшего проскользнул интерес.

– Сельсовет где? – спросил строго Маркел.

– Здеся и есть, – произнёс человек, с достоинством поправил шапку.

– Я так и знал, в каком ещё доме-то ему и быть, – Маркел спешился, ввёл лошадь во двор, слыша:

– Я тут председатель сельсовета.

Неделяев сказал на сей раз доверительно:

– Значит так! Ну вот, Авдей…

– Степанович, – подсказал человек.

Маркел кивнул, извлёк из-под отворота шинели сложенный лист, вручил председателю:

– Вот документ, Авдей Степаныч. Я назначен от милиции надзирать за порядком по всей волости.

Председатель провёл ладонями по полам куртки, взял бумагу, подержал перед глазами:

– Темновато, в доме разберу. А вы привяжите лошадь к воротам, мой паренёк сведёт её в конюшню, напоит, корму задаст. Идёмте в дом, – и добавил как бы тоном сожаления, оправдываясь: – Его под сельсовет уездная власть отдала.

Авдей Степанович Пастухов, говорливый многодетный крестьянин, стал председателем сельсовета по трём причинам: бедный, грамотный и, что весьма важно, его старший сын, мобилизованный красными, вышел в командиры взвода.

Пастухов сказал шедшему с ним к крыльцу Маркелу:

– Слыхали мы, как вы смело воевали…

Маркел мгновенно насторожился, ожидая намёка на отсечение головы у мёртвого, но Пастухов высказал бесхитростную похвалу: – как вы с товарищами всю банду Кережкова и его самого порубили.

Удовлетворённый, что правда осталась вне слухов, Неделяев, кивнув, не смог удержать слов:

– Очень опасный враг.

Из сеней вынырнул парнишка лет шестнадцати, поздоровался с Маркелом, выслушал распоряжение отца, побежал к лошади. Пастухов пропустил волостного милиционера в сени, поясняя:

– В кухне печь протоплена, я там обретаюсь. А те комнаты нынче не нагреешь, там три голландки, вы-то знаете…

Маркел вырос под крышей этого дома. Его хозяин Фёдор Севастьянович Данилов когда-то взял в батрачки девочку Катю, которую мать заставляла просить милостыню. Работу Кате давали посильную, Данилов кормил вдоволь, маленькая батрачка стала ладной остроглазой девушкой. Семнадцати лет она пошла под венец с Николаем Неделяевым, который был чуть старше неё и тоже нанялся к Данилову батраком. Хозяин пустил молодых в тёплый, под одной крышей с баней флигелёк, там и явился на свет Маркел.