Максим Жих - Восточные славяне накануне государственности

В этом смысле атрибуция «реки со сломанным мостом» как Припяти (Bierbrauer 1994: 105) выглядит более логичной. Думается, что если не рассматривать «реку со сломанным мостом» как исключительно фольклорный мотив, то Припять является на данный момент наиболее обоснованным претендентом на роль её реального гидрографического прототипа.

Следующим ориентиром для нас является «народ» (gens) спалов (Spali), с которым сразились готы по приходе в Ойум. В историографии наметилось два направления атрибуции спалов. Одно из них связывает его со славянским «исполин» и, соответственно, трактует спалов как славянский народ, другое связывает с упоминаемыми Плинием Старшим (Plinius Maior, между 22 и 24 гг. – 79 г.) спалеями (Spalaei), трактуемыми обычно как одно из причерноморских ираноязычных «племён» (Вернадский 1996: 124, 132–133; Гимбутас 2010: 81; Щукин 1994: 248; Здоров 2000: 136–141). «Другие [сообщают], что сюда вторглись скифы: авхеты, атернеи, асампаты; они поголовно уничтожили танаитов и напеев. Некоторые пишут, что река Охарий течет через земли кантиков и сапеев и что Танаис перешли сатархеи, гертихеи, спондолики, синхиеты, анасы, иссы, катееты, тагоры, кароны, нерипы, агандеи, меандареи, сатархеи-спалеи» (Plin. VI. 22–23; Подосинов, Скржинская 2011: 189).

Д.А. Мачинский и С.В. Воронятов, равно как и О.В. Шаров, безоговорочно принимают вторую интерпретацию, в то время как первую даже не рассматривают. Объясняется это, к сожалению, внеисточниковыми причинами. Указанные исследователи принадлежат к петербургской археологической школе, которая разрабатывает так называемую «лесную» гипотезу славянского этногенеза, согласно которой a priori славян на «готском пути» от Балтики к Чёрному морю быть не могло, так как их предки тогда проживали в ареале «лесных» культур: штрихованной керамики, днепро-двинской, юхновской и т. д. (Щукин 1994: 26–30; 1997; Kazanski 1999; Рассадин 2008; Мачинский 2009: 472–483).

Не вдаваясь сейчас в дискуссию о происхождении славян, отметим, что здесь существует целый ряд концепций, среди которых «лесная» – лишь одна из нескольких и отнюдь не является общепринятой (её критику см.: Седов 1994: 50; 218–220; 2000а; Русанова 1993а: 195–197; Егорейченко 2006: 115–116). Объективный исследователь не должен игнорировать этот факт и ставить телегу впереди лошади: не общие концепции должны направлять чтение источников, но верное объективное прочтение источников должно показать правоту той или иной концепции.

В данном случае хорошо видно, как авторы рассматриваемых статей, приняв a priori одну возможную атрибуцию спалов Иордана, попали в своеобразную логическую ловушку так, что им пришлось домысливать за источники. Поскольку Плиний Старший знает сатархеев-спалеев где-то в Подонье, Д.А. Мачинский и С.В. Воронятов в соответствии со своими взглядами на географическую локализацию Ойума как Волыни, соответствующими, надо сказать, тексту Иордана, вынуждены были постулировать не имеющее никакой опоры в источниках допущение, согласно которому они переселились далеко на северо-запад, а заодно из небольшого «племени», фигурирующего в конце длинного перечня, стали «настолько сильными, что победа над ними отпечаталась в эпической памяти готов» (Мачинский, Воронятов 2011: 256).

В свою очередь, О.В. Шаров, понимая, что никаких оснований «переносить» сатархеев-спалеев из Придонья и Приазовья источники не дают, локализовал Ойум вопреки тексту Иордана не на северо-западном пограничье Скифии, куда ранее всего продвинулись готы, а на её далёкой юго-восточной окраине.

Налицо противоречие: Ойум Иордана – это явно северо-запад Скифии, а сатархеи-спалеи Плиния живут где-то в Подонье или Приазовье. Соответственно, тем, кто отождествляет спалов Иордана со спалеями Плиния, приходится «переносить» либо Ойум, либо спалеев. Таким образом, мы видим, что удовлетворительно согласовать повествование Иордана об Ойуме с отождествлением его спалов с сатархеями-спалеями Плиния нельзя. Видимо, правы те, кто как, например, А.Н. Анфертьев, утверждает, что перед нами лишь случайная омонимия (Анфертьев 1994: 118–119. Примеч. 37).

Более того, есть серьёзные основания полагать, что спалеи (Spalaei) Плиния – это не этноним вообще. По словам О.Н. Трубачёва, «плиниевская форма Spalaei уводит в индоарийский Крым и относится к сатархам – Satarcheos Spalaeos, букв. «сатархи – жители пещер», от греч. апеллатива Σπηλιοι «пещерники» (ЭССЯ 8: 241). То есть перед нами всего лишь определение, данное в источнике сатархам, и ничего больше: сатархи-«пещерники». То, что это именно так, удостоверяет следующий пассаж из «Хорографии» Помпония Мелы (Pomponius Mela, I в. н. э.), объясняющий Плиниево прозвище сатархов: «Сатархи… из-за суровой и к тому же постоянной зимы живут в выкопанных в земле жилищах, в пещерах и подземельях, при этом они закутывают всё тело и даже лицо прикрывают так, чтобы только видеть (курсив мой. – М.Ж. )» (II. 10; Подосинов, Скржинская 2011: 55). Обычно считается, что о них же говорит Страбон в своей «Географии», описывая предгорья Кавказа: «Здесь живут также некоторые троглодиты, из-за холодов обитающие в звериных берлогах ; но даже у них много ячменного хлеба (курсив мой. – М.Ж. )» (XI. V, 7; Страбон. 1994: 479).

Греческое «кабинетное» прозвище сатархов – «пещерники» (Spalaei) – не имеет никакого отношения к реальной этнической номенклатуре Восточной Европы и, соответственно, не может привлекаться для атрибуции спалов Иордана. Данному этнониму следует искать другое объяснение.

Учитывая сказанное, логично обратиться к давней и прочной лингвистической и исторической традиции, связывающей спалов Иордана со славянским «исполин» (праслав. *jьspolinъ/*spolinъ. Обсуждение данной проблемы см.: Miklosich 1886: 318; Шахматов 1911: 21–26; Скржинская 2013а: 189–190. Комментарий 70; Фасмер 1986: 141–142; ЭССЯ 8: 240–242; Анфертьев 1994: 118–119. Комментарий 37; Здоров 2000: 136–141; Магомедов 2001: 125; Седов 1999б: 160; 2002: 148; Вольфрам 2003: 70; Зиньковская 2018: 191–192) [6].

Где готы могли столкнуться со славянами на своём пути с берегов Балтики к Чёрному морю? По мнению В.В. Седова, этими славянами были жители восточного ареала пшеворской культуры Мазовии, Подлясья и Западной Волыни (Седов 1999б: 159–160; 2002: 148). Ещё в 30-х гг. польский археолог Р. Ямка поставил вопрос о полиэтничном составе пшеворского населения, в состав которого входили как германцы, так и славяне. Учёный обратил внимание на существенную разницу урновых и безурновых пшеворских погребений: первые обычно характеризуются значительным инвентарём, содержащим нередко и предметы вооружения, вторые обычно малоинвентарны или безынвентарны, не содержат предметов вооружения. Эти различия, по мнению Р. Ямки, носили этнографический характер, что позволяет связать их с двумя разными этносами: германским (урновые погребения) и славянским (безурновые погребения) (Jamka 1933: 59–60).