Дарья Плещеева - Игра с Годуновым

Ирина Федоровна не только желала быть царицей, она привязалась к болезненному супругу, пеклась о нем, желая продлить его век, хотела родить ему дитя. Потом, годы спустя, после лечения, это ей удалось. Но после дочери Федосьи, скончавшейся во младенчестве, чрево оставалось праздным, и она полагала – виновен в том муж. Малорослый, постник, плотское ему почти чуждо… Да если его хоть такого не уберечь, то вдове одна дорога – в девичью обитель.

Сперва Борис Федорович Годунов настоял на том, что неопытному царевичу нужен опекунский совет, затем исхитрился его собрать так, чтобы все были довольны. Себе он там определил скромное четвертое место – на первом по праву был боярин Романов, отец первой и любимой супруги Иоанна Васильевича, затем – князья Мстиславский и Шуйский. Годунов прекрасно знал, что князья за глаза его зовут татарином безродным, и искал союзников среди людей скромного происхождения, но умных и ловких.

Насчет происхождения князья были по-своему правы – Борис Федорович считал предком ордынского мурзу Чета, что приехал служить великому князю Ивану Калите и был окрещен с именем Захария. От того же Чета вели свои родословные близкие к государю Сабуровы и Вельяминовы. Что для Рюриковичей какой-то мурза? А ведь не все коту масленица – бывает и Великий пост. Старые княжеские роды при покойном государе немало пострадали – иной князь бежал, иной был казнен, иной подчистую разорился. При таком разгроме открылась дорога вверх для тех, кто предками не хвастался, а пошел служить в опричнину, полностью приняв новое правило, по коему и велик, и мал живет государевым жалованьем.

Вскоре после смерти царя Романова разбил паралич, а Мстиславского удалось обвинить в покушении на жизнь Бориса, и князя постригли в монахи. Шуйский же устроил заговор, чтобы развести молодого царя с Ириной и женить на своей дочери. Ответный заговор Бориса был прост и непритязателен – его доносчики обвинили Шуйского в попытке покушения на жизнь царя Федора. Этим ловким ходом Борис избавился от многих недоброжелателей – и выбросил их из Москвы, как сбрасывают с шахматной доски убитые фигуры.

На эту игру у него ушло почти пять лет.

До сих пор Борис Федорович поминал добрым словом покойного царя, хотя меж ними всякое случалось. Было и такое – царь опалился гневом на старшего сына Ивана, Годунов вступился за царевича, был поколочен царем, долго лечился. Царь сам к нему приехал восстановить дружбу. Спорить с Иоанном Васильевичем не приходилось – обиду пришлось забыть.

А теперь Борис Федорович – вершитель всех государственных дел. Как он скажет – так и государь приговорит. Чтобы быть поближе к царскому семейству, Годунов затеял строить себе знатные хоромы в Кремле, и чтобы главные ворота выходили непременно на Соборную площадь. Стена же каменная, и двор сразу. Как войдешь, камнем вымощен. Приятно, выйдя на гульбище, что опоясывает первые построенные палаты, глядеть, как трудятся плотники, как мостят последние уголки двора нанятые в Немецкой слободе мастера. Жилые палаты пока невелики, но рядом возводят четырехъярусное здание, всем боярам и князьям на зависть. И вход туда будет не со двора, а прямо с площади; замысел взят с немецких гравюр, и нигде более на Москве такого нет.

Главное – уже готова большая столовая палата, стены расписаны, резные скамьи вдоль стен поставлены. Все послы, что прибывают к государю, сперва званы представиться в государевы палаты, где для них устраивают пир, а несколько дней спустя – в годуновские палаты, где пир едва ли не богаче. Шепчись, изумленная Москва, перемывай косточки боярину! Боярин уверенно движется вверх, и поглядывать вниз ему недосуг.

Суконная завеса, прикрывавшая низкую дверь, шелохнулась. Так, без спроса и без предупреждения, могла войти, спустившись из терема, только жена, Марья. Боярыня Годунова.

Она была ростом невысока, с годами располнела, и черные косы, которыми когда-то пленился Борис Федорович, уже пробитые сединой, убраны в волосник и под рогатую кику. Походка была беззвучна, как у кошки, походка была усвоена еще в девичестве, когда Марья училась двигаться плавно, как лебедь плывет. К тому же на ногах – комнатная обувка, мягкие ичиги.

Теперь боярыня тому же учила дочку, Аксинью, и нарадоваться на нее не могла, берегла пуще глаза свою красавицу, умницу, рукодельницу. Не уставала твердить мужу: ищи жениха, ищи жениха! Искать решили среди иностранных королевичей, пусть даже захудалых, – не желали отдавать дитя Гедиминовичам или Рюриковичам, в чьем дому ее могли бы попрекнуть низким происхождением. Да и дружество с иными державами необходимо – но тут, когда о том речь заходила, муж и жена разом вспоминали смехотворное сватовство покойного царя к английской королеве и его тайную подоплеку.

О том сватовстве рассказывали ныне разные глупости, а правду знал боярин Годунов. Царя порой охватывал невыносимый страх, и он помышлял о надежном убежище. Он видел кругом одних лишь врагов – да ведь и имел на то все основания. Отсюда – ловкая, как ему казалось, игра с английской королевой.

Елизавета, совершенно не собираясь замуж, успешно морочила головы европейским женихам. Царь Иоанн не был украшением ее коллекции. Но она желала помогать «Московской компании», которая в конце концов стала главной в поставке английских, да и вообще европейских товаров в Московское царство. Царь это понимал, но попыток не оставлял.

От Джерома Горсея, несколько лет управлявшего конторой «Московской компании», королева знала: царь-многоженец хотел заполучить ее руку, чтобы при нужде укрыться от своих врагов в Англии. Это смахивало бы на сказочные истории о рыцарях и феях, если бы не точные известия о постройке множества судов в Вологде и о тайной доставке туда многих царских сокровищ; путь же из Вологды в Лондон водой был долог, но более или менее надежен и удобен для бегства.

Боярин Годунов также имел недоброжелателей, также понимал, что его положение у трона, при хвором государе, ненадежно и даже самый захудалый немецкий князек мог бы приютить тестя с тещей, которые прибегут отнюдь не с пустыми руками.

Понимала это и боярыня Годунова.

Дочь Григория Скуратова знала более, чем требуется для ведения домашнего хозяйства. У боярина должна быть дружба с воеводами, чтобы, коли случится беда, не переметнулись на сторону какого-нибудь мятежного князя. Гость, которого ждал Годунов, был из тех, на кого можно положиться. Стало быть, нужно его привечать и радовать…

– Надо бы подарок твоему воеводе сделать, – сказала Марья Григорьевна. – Девки у меня в светлице вышили шелками знатную сорочку, сама залюбовалась. Марфице за то серьги подарила. У них, у киргиз, принято – гостю подарки дарить, я узнавала.