Екатерина Глаголева - Дьявол против кардинала

Люинь поперхнулся:

– Ва… Вандом? Вашей сводной сестре?

– Да! Представляешь, мы с тобой породнимся. – Людовик рассмеялся. Но Люиню было совсем не смешно. Он представил, как посмотрят на такой брак представители знатнейших родов. Он тоже французский дворянин, но место свое помнит.

– Ваше величество, – начал он мягко, но в то же время решительно, – моего желания тут недостаточно. Насколько я знаю, сердце мадемуазель де Вандом несвободно…

– Достаточно моего желания, – резко возразил король. Он помрачнел. Сердце! Кому было дело до его сердца, когда его женили в четырнадцать лет! А до сердца его любимой сестры Елизаветы, в тринадцать лет вынужденной навсегда покинуть родину, отправиться в неизвестность! Как она плакала, расставаясь с ним! Как плакал он сам! Вспомнив об этом, он смягчился. В самом деле, зачем ломать жизнь кому-то еще?

– Ну, – спросил он с усмешкой, – а твое сердце кем занято?

– Сир, если это возможно… Та юная особа, недавно представленная ко двору… Новая фрейлина ее величества…

– Мари де Роган? – живо подхватил король. – Что ж, я одобряю твой выбор. Она знатного рода, из хорошей семьи, к тому же молода и хороша собой…

Людовик несколько смутился и, чтобы скрыть это, поскорее закончил разговор:

– Я поговорю с ее отцом, герцогом де Монбазоном.

День обещал быть погожим, однако утренняя свежесть пробирала до костей. Кони резво бежали по проселку, собаки неслись за ними вскачь. Солнце наконец выглянуло из-под легкого серого полога и своими теплыми лучами обняло всадников за плечи. Когда Париж скрылся далеко позади, небо было уже чисто лазоревым, ласковым и умытым.

Не доезжая Ле Бурже, всадники остановились. Людовик спрыгнул с коня; кобчик встрепыхнулся у него на руке, недовольно раскрыв клюв и переступив лапами. На горизонте курчавился лес, еще не обожженный холодным дыханием осени, а вокруг расстилались поля.

– Здесь, – сказал Людовик и отдал поводья егерю. Люинь тоже спешился. У него на перчатке сидел полосатый перепелятник в смешном колпачке на головке.

Вдруг сзади послышался звук подъезжающего экипажа, лошадиное ржание. Кони охотников откликнулись, переполошив ловчих птиц. Людовик посмотрел в ту сторону, прищурив близорукие глаза.

– Кто это еще? – недовольно спросил он.

– Я полагаю, это карета вашей супруги, – всмотревшись, ответил Люинь.

В самом деле, теперь уже можно было разглядеть вензель Анны Австрийской на дверце.

Карета остановилась, слуга откинул подножку, и появилась сама королева в сопровождении двух дам. Паж принес обитую войлоком деревянную колодку и воткнул ее в землю, а на этот насест усадил крупную белую птицу.

– Она охотиться приехала! – удивился Людовик. – Ну-ка, кто это у нее…

Быстрыми шагами он направился к карете. Люинь, придав лицу удивленное выражение, последовал за ним.

– Белый кречет! – восторженно воскликнул король, воззрившись на белоснежную птицу (только на спине темные полосы), осанисто сидевшую на шесте. Даже нелепый колпачок не умалял производимого ею царственного впечатления; мощные лапы и клюв внушали уважение.

– Обучен? – спросил Людовик, не отрывая глаз от кречета.

– Господин де Люинь выносил его для меня, – ответила Анна.

Людовик оглянулся назад с веселым удивлением, но тотчас снова вернулся к птице.

– Жаль, что здесь вряд ли найдется для него достойная добыча, – сказал он огорченно. – Разве что куропатку удастся вспугнуть…

– А это кто? – спросила Анна, не решаясь прикоснуться к черной птичке в рыжих «штанишках», возбужденно топтавшейся красными лапами на королевской перчатке.

– Это кобчик, – улыбнулся Людовик, нежно приглаживая перышки своему любимцу. – Видите, ему даже не нужно надевать колпачок, такой он умница… Голоса слушается. Ну-ну-ну, тихо, тихо… Что ж, начнем?

Охотники подошли ближе к полю. Людовик свистнул собак:

– Пато, ищи!

Черный с рыжими подпалинами Пато ринулся прямо в высокую траву и очень скоро сделал стойку. Людовик подошел поближе, высоко поднял руку с кобчиком.

– Пиль!

Собака бросилась; с земли вспорхнула перепелка; кобчик устремился за ней, сильными взмахами крыльев набрал высоту, а затем, сложив крылья и хвост, камнем ринулся вниз – и вот уже перепелка у него в когтях. Анна вскрикнула и захлопала в ладоши.

Людовик побежал туда, где упал кобчик с добычей. Вот они: хищник уже приготовился растерзать свою жертву, но король, бывалый охотник, отоптал траву, левой рукой закрыл перепелку от глаз ястреба, а правой принялся отгибать его когти: сначала передний, потом задний. Отняв перепелку, он у себя за спиной оторвал ей голову, тушку сунул в мешок, а головку дал клюнуть кобчику, после чего спрятал и ее: если дать птице наесться, она перестанет охотиться. Водворенный на перчатку, взъерошенный кобчик возмущенно топтался и, раскрыв клюв, издавал резкое «ки-ки-ки». Пока он успокаивался, двух следующих перепелок принес ястреб Люиня. Он был постарше, опытнее, а потому сразу отдавал перепелку, как только охотник накладывал на нее руку.

Откуда ни возьмись, в небе появился голубь, и кобчику представился случай отличиться. Маленький удалец ринулся за добычей, бывшей почти с него ростом, набрал высоту, ушел в крутое пике, но голубь вывернулся! Однако промахнувшийся кобчик не растерялся, заложил крутой вираж, распустив веером хвост и крылья, и догнал-таки незадачливого сизаря. Людовик сиял.

Охота шла своим чередом, когда на краю поля показались две серые цапли, вероятно, забредшие сюда с соседнего болота. Вот и достойная дичь для кречета королевы.

Спустили собак. Когда заливистый лай раздался совсем близко, цапли медленно взлетели, величественно взмахивая крыльями, и потянулись к лесу. Людовик взял снизу руку Анны в перчатке, на которой сидел кречет, поднял ее как можно выше и подбросил птицу вверх. Стремительный и неумолимый, белый охотник понесся вдогонку.

Все следили за этой сценой как завороженные. Цапли летели друг за другом. В их движениях не было суетливости, панического трепыхания перепелок. Но их вытянутые вперед длинные шеи, увенчанные изящными хохлатыми головками, не выражали и покорности судьбе. Они поступали так, как должно. А сзади, мягкими мощными взмахами, бесшумно надвигалась неотвратимая смерть. Вот уже сильные лапы со страшными когтями вытянуты вперед. Удар – и охотник с жертвой опустились в высокую траву. В этот миг они слились воедино, и у скорбно изогнувшейся цапли словно выросли белые ангельские крылья.

Охотники побежали туда, а Людовик с Анной не двинулись с места. У обоих перед глазами еще стояла эта картина – кречет, настигающий цаплю, и какое-то непонятное, необъяснимое чувство всколыхнулось в груди. Людовик, не сознавая того, все еще продолжал держать Анну за руку в перчатке. Она повернулась к нему, взгляды их встретились. Она словно ждала от него каких-то слов, и эти слова как будто уже пришли к нему, вот только, чтобы их выговорить, требовалось сделать усилие. Людовик отвел глаза и заметил Люиня, который шел к ним через поле, неся в руках цаплю.