Михаил Авдеев-Ильченко - Скрытый остров. Книга 1. Уходили мы из Крыма…

Непреклонная воля Василия Яковлевича отпечаталась в судьбах огромного количества людей, нескольких городов, а исход его собственной судьбы определила шайка подвыпившей солдатни.

Нелепая случайность, несправедливость.

Позже выяснили, что благодаря Штурмину избежала смерти и вдова офицера военной комендатуры с дочкой шести и сыном трёх лет. Они находились в самой дальней комнате. Доберись мародёры до них, было бы не спастись – покойный глава семейства был хорошо известен в городе, много крови он попортил дезертирам всех мастей.

Может, в этом состояла неизвестная никому задача Штурмина – спасти семью, дети которой должны будут сделать что-то очень важное в будущем…

Взламывая оборону Крыма, большевики не считались с потерями. Шли в атаку по три-четыре цепи и могли погибнуть все до единого человека. Потом позиции добровольцев осыпались градом снарядов и появлялись новые атакующие…

Легко умничать, когда дело пропало. Много мудрых после драки. Почему добровольцы проиграли войну, мог теперь объяснить любой малограмотный кабацкий ясновидец.

Проиграли, потому что разрознены и не на стороне большинства народа; потому что не рассмотрели вовремя смертельные угрозы для России, не предотвратили их; были не любопытны, ленивы, медлительны… Назад ничего не вернёшь. Остаётся погибать в боях, окопах, застенках ЧК, от холода, голода.

Надеяться не на что: большевики кого разбили, с кем договорились – теперь обрушатся всей массой. Одной российской губернии на полуострове не выстоять против сорока восьми…

Но надо, надо сопротивляться злу, иначе не остаться человеком.

Не думай о победе того, кто несопоставимо сильнее тебя, – дерись в полную твою силу и значительно более того…

Главнокомандующий Русской армией Врангель сказал своему правительству, что не триумфальным шествием из Крыма к Москве возможно освободить Россию. Надо создать на клочке русской земли такой порядок и такие условия жизни, которые потянули бы к себе все помыслы и силы стонущего под красным игом народа.

Есть за что сражаться, чем жить, но почти некому…

Мороз минус шестнадцать, пронизывающий степной ветер, не хватает тёплой одежды, землянок, укрытий, топлива, обморожения получают целыми взводами.

Толпы бездельников на набережных, в кабаках, тёплых квартирах и всевозможных штабах. После эвакуации из Новороссийска что ни крымский посёлок – то штаб. Любой более-менее крупный город выглядит ставкой очередного главнокомандующего…

Крым защищает малая часть здоровых мужчин. Где остальные? Им это не нужно? Но когда погибнут те, кто на фронте, жизнь вовсе кончится. Беззащитный дом притягивает зло, его обитатели – бесправная добыча, мусор под ногами победителей.

Большинство, как обычно: ни за белых, ни за красных, за тех – кто победит. Знали бы заранее, с чем придут победители, – бежали бы на фронт с вилами и топорами.

Но они не знают. Привычно надеются, что обойдётся.

Это их выбор, их судьба.

После ужина офицеры курили, вяло переговаривались.

– Сегодня красные дрались отчаянно.

– Чему удивляться? Русские люди…

– Застряли на этом пятачке, как стадо у ворот бойни…

– Да будут, чёрт возьми, снаряды или нет?

– Будут, будут. Чего разорался? Хочешь, я тебе сначала кофе с белыми булками принесу…

– Генералы провожали – танки с самолётами обещали…

– С Божьей помощью, верю, исполним свой долг.

– С Богом на врага!?. Без снарядов!?.

Борис пошёл спать в землянку, вырытую на склоне оврага, занавешенную брезентом. Улёгся на нары, провалился в вибрирующую пустоту.

В сон бесцеремонно ввалились враждебные существа. Они нападали, он дрался. Его удары прошивали врагов насквозь, как воздух. Победить невозможно. Бестелесные гады из другого мира. Бесчисленные, неистребимые…

Бориса кто-то тряс за плечо.

– Что за сволочь будит? – проворчал он, с трудом продирая глаза.

– Припёрся один, – отвечал караульный казак. – Капитан с отрядом. Человек десять с подводами. Не хотел никого будить, так он разорался, словно самый главный в округе.

– Хорошо. Иду… Если этот великий не засвидетельствует своё могущество чудесами – выставлю как собаку!

Чудеса случились! Капитаном оказался Сцепура, на подводах были снаряды.

Давно Борис так не радовался. Он шутливо отрапортовал Сцепуре, что на Богом вверенном ему участке обороны всё в порядке.

Друзья обнялись…

Сцепура изменился. Не поверишь, что этот широкоплечий заматеревший капитан вырос из шалопая-юнкера – коллекционера драк, попоек и скоротечных романов. Движения Семёна утратили прежнюю порывистость, стали скупы, расчётливы. Вихри времени сдули с головы русую шевелюру. Лысый шишкастый череп блестел, как новенький. Рязанская физиономия несколько округлилась. Взгляд серых глаз открыт, излучает добродушие, которым лучше не обманываться.

Борис был наслышан о популярности Сцепуры в Крыму. Его знали все: командование армии, промышленники, буржуа, портовые грузчики, театральная богема, завсегдатаи кабаков с отвратительной репутацией. Где Семёна никогда не видели, так это среди политических деятелей: обходил их за версту, ссылаясь на врождённую брезгливость.

Друзья прошли в укрытие, остались наедине.

Сцепура рассказал, что, когда начнётся отступление, отряд Бориса должен будет идти на Феодосию. Таковы планы командования, и именно в порту этого города будет осуществляться посадка на их корабль.

Борис кивнул. Спать решительно расхотелось.

– Бардак в тылу, – продолжил Семён. – Даже меня поражает. Знал, что у вас со снарядами беда, решил захватить по дороге. Получил их на артиллерийском складе. Добрались на подводах до станции. Вижу: вагонов много, два паровоза под парами.

Командует на станции полковник, по виду из прокутившихся кавалеристов. Опухший, будто от важности, но скорее от вчерашней сивухи.

Прошу у него шесть вагонов под снаряды, лошадей, подводы. Объясняю, что артиллерии помочь надо, а то большевики своими пушками угнетают безо всякого стыда.

Полковник цедит сквозь губу, что свободных вагонов нет, все чем-то важным под завязку загружены, через полчаса в Севастополь уходят.

Пошёл дальше по станции, высматриваю, что ещё придумать можно.

Казачок догоняет. Оглядывается с опаской. «Ваш бродь, – говорит, – вагоны спекулянты купили… Без снарядов нас в хвост и в гриву, а эти… барахло спасают…»

Возвращаюсь. Бойцам своим объясняю, что за праздник сегодня – день отстрела подлецов.

Навели два пулемёта на полковника с его шайкой. Тот белым стал, про какие-то права в визге зашёлся.

Освобождай, говорю, вагоны. Или кладём всех к общему удовольствию. Повод дай только. Мне – любой, тебе – последний… Короче, растворился полковник в воздухе.