Михаил Авдеев-Ильченко - Скрытый остров. Книга 1. Уходили мы из Крыма…

Распахнули мы первый вагон: чулки, перчатки, парфюмерия. Во втором – опять хлам какой-то.

Вывалили всё на перрон. Полковник вернулся. Блеет про ответственность и самоуправство. Бумаги на эшелон и груз протягивает, большими людьми в Севастополе подписанные. Пытается по-хорошему договориться, мол, надо уважать старших, почитать начальство, потому что так правильно – так всевышний завещал.

Но у меня со всевышним другой разговор был… Бумаги эти я отобрал, фамилию полковника на них записал. Попросил его не прятаться никуда – найду. Через неделю в Севастополе буду, поговорим вдумчиво…

– Спасибо за снаряды, – сказал Борис. – Нашей артиллерией тут каждый бугорок пристрелян. Ближайшие три-четыре дня мы здесь короли и боги! Какие ещё наши новости, Семён?

– Новостей не много. Если коротко, то были наши войска в Крыму раньше в ситуации безвыходной, а сейчас – нет. Изменилась обстановка. Положение стало вовсе отчаянным…

Странно, что многие этого не понимают и надеются отсидеться в стороне от драки с большевиками. Напрасно. Когда прогонят нас, возьмутся за них. Никто нигде не спрячется. Дадим отпор все вместе, может, отобьёмся. Группами, поодиночке – истребят…

– А хорошие новости?

– Хорошие?.. Приток вкладов в ссудо-сберегательные кассы Севастополя заметно возрос! Сам в кассах не был, но газеты пишут.

– Кого защищаем, Семён… – улыбнулся Борис. – Ростовщиков и спекулянтов?.. Жаль, красные капитал не любят. Сейчас бы пушки и снаряды оптом противнику задвинули и бегом до кассы… Нет, ну почему у большевиков нет приличных денег? С кем воюем? Босота…

Борисом неожиданно овладел шальной оптимизм. Слишком много позади горя и потерь, чтобы у этой истории был несчастный конец. Разве бывает так, что много хороших людей сражались, умирали, а несчастья только множились? Не должно быть так. Категорически…

Недели через три после встречи друзей разразилась катастрофа. То есть произошла цепочка событий, которые усиливали эффект друг друга и в конце концов приняли лавинообразный, неотвратимый характер.

Удача отвернулась от белой армии. Всё плохое, что могло произойти, произошло.

Природа ударила небывалыми для Крыма морозами. Добровольцы и для лета были безобразно одеты, а теперь мёрзли отчаянно. Утеплялись даже соломой под рубахами.

Морозы ещё усилились, и Сиваш, который никогда не замерзал и защищал белую армию со стороны Азовского моря, покрылся льдом, предатель…

Всё. Случилось. «Сильные Перекопские позиции» перестали существовать. Большевики, как на параде, маршировали через Сиваш в тыл добровольцам. Надвигались, как мгла. Кто остановит мглу?..

Стоя на бруствере, Борис разглядывал в бинокль красную кавалерию, устремившуюся вглубь полуострова. Офицеры рядом молча наблюдали эту картину. В состоянии крайней усталости и отупения мысль об уходе из Крыма за границу давно воспринималась без всякого ужаса.

– Господа! – нарушил кто-то тишину. – Осмелюсь высказать предположение, что пора нам уносить отсюда свои стоптанные сапоги…

Отряд, собрав в путь лишь безусловно необходимое, стал быстро отходить в сторону Феодосии.

Красные не наседали, следовали на расстоянии. Может, понимали, что уже победили, – зачем лишний раз рисковать с загнанным в угол врагом, отчаянным, способным устроить неосторожным преследователям кровавую баню.

Только арьергард вступал в редкие стычки с большевиками, яростно огрызался. Последние очаги пожара гражданской войны в Крыму угасали…

Ноябрь 1920 года

Отряд ночевал в нескольких километрах от Феодосии, лагерем на обочине дороги, выставив усиленное охранение.

Спалось тревожно. Ночью со стороны города, где находилось большое скопление войск, слышались глухие разрывы, будто артиллерийская канонада. Появилось зарево пожара.

Неужели красные? Что происходит?

Тревожные мысли разогнали сон у большинства. Едва дождавшись первых признаков рассвета, отряд торопливо собрался. На завтрак время не тратили, перехватывали всухомятку на ходу. Энергичным маршем двинулись вперёд…

Перед входом в город колонна остановилась у офицерской заставы.

Прикрытые земляными валами на дорогу смотрели стволы четырёх пулемётов, готовые открыть кинжальный огонь. За ними виднелись позиции двух полевых орудий.

Старшим на заставе оказался седой полковник. Взглянув на предписание, он сказал, что отряд должен разместиться на пароходе-транспорте «Владимир», затем заученно коротко объяснил дорогу к пристани и правила погрузки.

На вопрос, как там в городе, полковник пожал плечами:

– Уходим. Спокойно, организованно.

– Что за фейерверк был ночью?

– Горел артиллерийский склад у станции Сарыголь. Партизаны безобразничали, спички где-то раздобыли. Хуже детей, выпороть некогда… Тушить склад некому. Союзнички – американский миноносец на рейде – подумали, что красные наступают. Стали корабельными орудиями ночь расстреливать, только сон разогнали.

– Как идёт погрузка?

– Нормально. Большевики пока не мешают. Не без бардака, конечно: якоря не выбираются, машины не вертятся, киль в грунт зарылся. Трюмы хламом переполнены, крысы ушли.

Кулаком и револьвером порядок постепенно наводят. Беженцев очень много, не представляю, как поместятся.

Грузчики порта, жлобы здоровые, без капли совести – бастуют. Зачем надрываться и таскать то, что после разграбить можно? Не угадали. Армия сама всё, что сколько-нибудь ценно, с собой забрала.

Ну да с Богом. Ступайте. Следующий отряд нагоняет.

За заставой отряд встретил табор гражданских: около двух сотен женщин, детей, стариков – родные офицеров и солдат отряда, кого заранее высланные гонцы смогли собрать по всему Крыму.

Остановка колонны длилась несколько минут: объятья, слёзы, короткие взволнованные фразы, устройство пожитков на телегах. Негромкая команда – и отряд, совсем не столь организованный и грозный, как прежде, двинулся дальше.

В городе колонна остановилась у брошенных казарм, напротив которых был просторный, вполне чистый плац.

Обоз с охраной остался у дороги. Отряд построился в каре. Гражданские стояли за строем.

В центр каре вышел командир отряда – генерал-майор Виктор Павлович Тарусов.

До боёв в Крыму Борис видел его один раз, на той памятной встрече, где решали купить корабли вскладчину.

Тогда Тарусов был ещё подполковником, недавним выпускником академии Генерального штаба. Известен он был как офицер способный, исключительно трудолюбивый, честный, открытый, не робеющий перед начальством и по какой-то из эти причин сознательно недооценённый по службе командованием.

Виктор Павлович милостей не искал, к чинимым ему несправедливостям был равнодушен, проходил сквозь них невозмутимым, как закованный в броню дредноут.