Михаил Авдеев-Ильченко - Скрытый остров. Книга 1. Уходили мы из Крыма…

– Может вы здесь масонскими ложами увлеклись? – гадал Борис.

– Во-первых, – спокойно пояснил Семён, – в деятельности масонских лож нет ничего предосудительного. Во-вторых, если будешь излишне любопытен – никогда тебе не стать масоном высокого градуса посвящения…

Наконец Сцепура заявил, что ему пора уходить. Расставаясь, он обнял Бориса:

– Молодец, что приехал. Меня последнее время настойчиво преследует чувство, что времени осталось очень мало.

– У кого осталось мало времени? – удивился Борис.

– У всех…

Неделя пролетела незаметно.

Борис и Настя целиком посвятили себя подготовке свадьбы. Решили, что не будет никаких постов, исповедей, плача и долгих искренних молитв. Господь и так уже исполнил сокровенные желания – незачем его отвлекать. Цветы, торт, карета, свадебные обряды, застолье – всё будет скромно.

До первого занятия на офицерских курсах оставалось ещё дней пять, когда рано утром в дверь постучал Сцепура. Он напомнил, что пора идти на собрание, о котором Борис честно позабыл.

Форма Бориса была наготове, он быстро собрался. Его выцветший френч выглядел ещё элегантно и позволял появиться перед обществом.

У подъезда ожидал щегольский экипаж лихача. Поехали быстро. Сорок минут – и окраина города. Остановились у большого старинного особняка, рядом с которым стояло изрядное количество колёсных экипажей различных конструкций. Сцепура предложил извозчику поскучать пару-тройку часов.

По дороге Борис не задавал никаких вопросов. Он был несколько расстроен своими подозрениями в том, будто Семён что-то недоговаривает. Может, были на то служебные причины – тогда без претензий. В любом случае нет смысла подгонять события, если скоро всё само разъяснится.

Друзья вошли в особняк. На входе встречали два рослых штабс-капитана. Сцепура передал им листы с каким-то текстом и синими печатями.

– Пригласительные билеты, – пояснил он Борису.

В холле, у гардероба и на парадной лестнице Борис увидел около трёх десятков человек. Большая часть из них были в форме различных воинских частей. Стояли группами, звучал гул разговоров, смех.

Среди присутствующих были знакомые Борису, но большинство он видел впервые.

Первым он узнал князя – известного юриста и общественного деятеля. Многие, веря молве, искали возможности хотя бы взглянуть на него, чтобы получить верное представление о безупречности внешнего вида. Невозмутимая вежливость князя могла бы служить примером скандинавским девушкам из строгих семей.

Невдалеке от князя, в группе военных, Борис увидел баловня судьбы и любимца аристократического Петрограда – ротмистра лейб-гвардии гусарского Его Величества полка. Он вёл жизнь праздную, но не беспутную, имел репутацию умницы и великосветского гулёны-социалиста…

Вдруг сердце Бориса радостно забилось: на лестнице стоял Михаил Андреевич Неверов, их с Семёном друг детства – Михась.

Много, конечно, утекло воды по речкам их детства. Михась послужил в кавалергардском полку, окончил авиационный отдел Петербургской офицерской воздухоплавательной школы, совершил многие десятки разведывательных вылетов на фронте, стал георгиевским кавалером… Его сбили над территорией противника – он сумел посадить неисправный самолёт и взорвал его. Через три дня вернулся к своим, приволок за компанию пленного австрийца.

Борис с Семёном радостно приветствовали друга…

Как поживают рыцари воздушных турниров? – спросил Сцепура.

– Какие теперь рыцари… – поморщился Неверов. – Испарилось благородство в жажде мести. Сбитые самолёты, что сумели сесть, добивают на земле. Лётчиков, пытающихся спастись, расстреливают.

– Но ты ас опытный…

– Да… Самый ценный опыт тот, который не хотелось бы повторить.

Сверху раздался чей-то голос, призывающий всех проследовать в зал второго этажа усадьбы.

Друзья поднялись.

На втором этаже находился светлый театрально-концертный зал, мест на сто пятьдесят, большинство из которых были уже заняты.

Борис и Михась на какое-то мгновение остановились в удивлении – не ожидали увидеть собрание столь многочисленным.

– Идёмте, – увлёк их за собой Семён. – В детстве вы были смелее и решительней, когда в удовольствие таскали с чужих владений ненужные яблоки.

По дороге к свободным местам Борис рассмотрел ещё нескольких знакомых. В первых рядах сидел полковник Котов, который молодые годы провёл в Пекине, состоя на службе в военной миссии. Борис имел удовольствие побывать в компании, где полковник завораживающе увлекательно рассказывал о далёком Китае, полном разных чудес.

Узнал он ещё одного мужчину пятидесяти лет – профессора Николая Ивановича Кантова.

Внешности профессор был заурядной. Вырасти он нос покрупнее – получился бы орлиный профиль. Однако нос с горбинкой был скромных размеров, и Кантов напоминал стреляного воробья, который широко пожил и близко познакомился с превратностями бытия.

Биография профессора была богата виражами. Закончил он Казанский ветеринарный институт, но с животными что-то не сложилось. Сделал карьеру золотопромышленника. На заработанные деньги не придумал ничего интереснее, чем снарядить полярную экспедицию. Позже стал участником освоения Северного морского пути.

Борис присутствовал на одной из открытых просветительских лекций, где Кантов, будучи уже профессором Московского императорского университета, рассказывал о ледяных пустынях, страшных ветрах, холодах и прочих прелестях полярной жизни, которые были интересны, потому что очень далеки и практически нереальны…

Столь разные люди и собрались в одном месте – это интриговало.

Участники собрания всё прибывали, не торопясь, занимали свободные места в зале. Впервые за всю поездку в Петроград счастливо мчащееся время стало для Бориса мучительно тягучим.

Наконец под одобрительный гул приглушённых голосов на сцену вышел полковник Василий Яковлевич Штурмин, офицер разведывательного отделения Ставки.

– Господа! – произнёс Штурмин. – Позвольте мне начать собрание. Оно не носит сколько-нибудь служебного характера. Предстоит разговор среди товарищей. Нужно принять решение единомышленников. Не думаю, что это будет трудно. В этом зале немало друзей детства. Кто-то знаком с кадетского, юнкерского училищ, академии. Другие воевали вместе. Есть близкие и дальние родственники.

В любом случае каждого из вас рекомендовали позвать на собрание люди хорошо вас знающие, доверяющие вам, желающие вашей компании.

Безусловно, для подготовки нашей встречи пришлось воспользоваться личными связями, некоторыми служебными возможностями. Полагаю, я имел на это моральное право. Службе России я отдал сорок лет жизни. Война отняла у меня двух сыновей, нескольких родных и много близких мне людей.