Елена Прудникова - Всадники красной смуты

Затем приводятся таблицы ввоза машин, и вот наконец в самом конце раздела – собственное производство: 1896 г. – 136 424 тыс. руб., или около 5 % общей промышленной продукции. В том же году было ввезено машин на 65 361 тыс. руб., т. е. еще 2,5 %. И это в условиях «бурного роста»!

Теперь посмотрим, как у нас обстоят дела в области черной металлургии. Это видно из таблицы мирового производства чугуна и стали (данные приводятся в млн пудов).

Чугун

Сталь

Тут интересен даже не столько «русский процент», сколько доля в мировом производстве Великобритании и Германии, ни по размерам, ни по населению, ни по ресурсам не сопоставимых с Россией. США производили еще больше, но они по крайней мере хотя бы сравнимы с нами по всем этим показателям. При этом надо не забывать, что большинство металла в России съедали железные дороги. Так, в 1881 году было произведено стальных рельсов и прочих железнодорожных причиндалов 12 612 тыс. пудов (около ⅔ произведенной в России стали), а в 1896 г. – 24 300 тыс. пудов (около ⅓).

Взглянем теперь на структуру внешней торговли Российской империи.

Первое место среди экспортных товаров занимал хлеб – большей частью пшеница, которую и растили в основном на вывоз, ибо население питалось черным хлебом. Еще торговали лесом, нефтепродуктами, яйцами. Практически не вывозили никаких готовых изделий – в 1898 году они составляли всего 4 % от экспорта, и то еще вопрос – что это были за изделия. Вполне возможно, что какая-нибудь «рашн экзотика». В том же году в структуре импорта 54 % составляли сырье и полуфабрикаты (в основном хлопок и металлы), 17,5 % – «жизненные припасы», то есть продовольствие, и 28 % – готовые изделия (машины).

Для примера приведем несколько циферок из того же энциклопедического словаря «Россия».

Основные показатели торговли с Германией на 1898 год.

Экспорт: хлеб (63 030 тыс. руб), лен (13 945 тыс. руб.), лес (22 920 тыс. руб.), яйца (10 372 тыс. руб.), пенька, живая птица, кожи, щетина. Импорт: машины (36 206 тыс. руб.), пряденая шерсть (10 560 тыс. руб.), железные и чугунные изделия (7049 тыс. руб.).

С Англией. Экспорт: хлеб (64 993 тыс. руб.), лес (20 676 тыс. руб.), лен, яйца, нефтепродукты. Импорт: машины (25 781 тыс. руб.), чесаная шерсть, бумажная пряжа, железные и стальные изделия.

Во Францию предметы экспорта те же самые, причем хлеба в 1897 году было поставлено на 38 831 тыс. руб., а импорт составляют в основном вино, шелк и шерсть. В остальные европейские страны вывозится примерно то же самое. С Востоком – свои отношения, но ни в одну страну мира, даже в отсталый Китай или в Персию, Россия не вывозит машины.

Как видим, наши взаимоотношения с соседями вполне конкретные: Россия действительно была житницей Европы и еще немножко сырьевым придатком. С той только поправкой, что вывозила она не от избытка, а при том, что существование большей части населения колебалось между недоеданием и голодом.

Но и это еще не все. Производство любой продукции естественным образом ограничивается платежеспособным спросом, который у большинства населения России был катастрофически низок. Страна практически не вывозила никакой готовой продукции, стало быть, вся она шла на внутренний рынок. В конце 1890-х годов почти две трети промышленного производства составляли текстильная и пищевая промышленности, причем последняя разнообразием не блистала: около 40 % приходилось на мукомольное производство [15] Цифры приводятся не по таблице, а по диаграмме, поэтому они весьма приблизительны. , около 20 % – на сахарную промышленность, на третьем месте стояло винокурение и водочное производство, затем производство масла… ну и все, пожалуй! Все эти позиции практически полностью отсутствуют в экспорте – то есть потребляются внутри страны. Около половины продукции российской промышленности и соответственно потребления – это ткани, мука, сахар, алкоголь. Означать такой перекос может только одно: эти продукты потребляла деревня, по причине крайней нищеты покупавшая лишь самое необходимое. У горожанина, даже при очень большой бедности, ассортимент покупок куда более разнообразен, но городское население в то время составляло лишь 13 % населения страны, или около 16 миллионов человек, да еще и многие из так называемых «горожан» имели подсобное хозяйство и мало чем в этом смысле отличались от крестьян.

И что же у нас получается? А получается совершеннейший парадокс: огромная сельскохозяйственная страна не держалась на аграрном секторе, а, наоборот, работала на него. Ну и какой при таких условиях может быть промышленный подъем?

Предвоенная российская промышленность вообще представляет собой один сплошной парадокс. В 1913 году Россия по объему промышленного производства занимала пятое место в мире, ее доля в мировом производстве была 4 %, но этот показатель достигался в основном по причине огромных размеров и численности населения. А на душу населения Англия и США производили продукции больше в 14 раз, а Франция – в 10 раз. Зато по концентрации производства Россия была на одном из первых мест в мире! «Мелкие предприятия, с числом рабочих до 100 человек, охватывали в 1914 году в Соединенных Штатах 35 % общего числа промышленных рабочих, а в России – только 17,8 %. При приблизительно одинаковом удельном весе средних и крупных предприятий, в 100—1000 рабочих, предприятия-гиганты, свыше 1000 рабочих каждое, занимали в Штатах 17,8 % общего числа рабочих, а в России – 41,4 %! Для важнейших промышленных районов последний процент еще выше: для Петроградского – 44,4 %, для московского – даже 57,3 %. Подобные же результаты получаются, если сравним русскую промышленность с британской или германской» [16] Троцкий Л. История русской революции. Т. 1. М., 1997. С. 39–40. .

Как такое может быть? С одной стороны, крестьянская страна с сельскохозяйственным производством на уровне феодализма, с другой – рекордное количество крупных предприятий. Только одним образом: если промышленность не выросла в результате естественного развития страны, а была импортирована. Тот же Троцкий пишет: «Тяжелая промышленность (металл, уголь, нефть) была почти целиком подконтрольна иностранному финансовому капиталу, который создал для себя вспомогательную и посредническую систему банков в России. Легкая промышленность шла по тому же пути. Если иностранцы владели в общем около 40 % всех акционерных капиталов России, то для ведущих отраслей промышленности этот процент стоял значительно выше». Уже в конце XIX века 60 % капиталовложений в российскую тяжелую промышленность и горное дело были заграничными. Англо-французский капитал контролировал 72 % производства угля, железа и стали, 50 % нефти. Иностранцы вкладывали деньги в то, что им было нужно, развивая не экономику в комплексе, а отдельные отрасли – попросту пользуясь тем, что труд в России дешевле, чем в Европе. Формально их предприятия входили в российскую экономику, а фактически иностранцы использовали страну как колонию, производя нужные им товары и качая прибыли.