Уилбур Смит - Чародей

Ближе к Бубасти лагерные стоянки стали более многочисленными, шатры, хижины и лачуги тесными рядами подступали прямо к стенам и канавам, окружающим военный лагерь. Более удачливые из жертв чумы лежали под ветхими крышами из пальмовых листьев – скудной защитой от жаркого утреннего солнца. Другие лежали на растоптанных в грязь полях, оставленные жажде и стихиям. Мертвые соседствовали с умирающими, раненные в бою лежали рядом со страдающими кровавым поносом.

Хотя Таита обладал чутьем целителя, он ничем не хотел помочь им. Они были приговорены собственным числом: как один мог помочь столь многим? Более того, они были врагами Египта, и Таита не сомневался – мор послан богами. Если бы он излечил хоть одного-единственного гиксоса, это означало бы, что еще один солдат отправится маршем на Фивы и предаст его любимый город огню и разграблению.

Они въехали в крепость, и обнаружилось, что положение в ее стенах ненамного лучше. Жертвы чумы лежали там, где их сразила болезнь; крысы с бродячими собаками грызли тела и нападали даже на тех, кто все еще был жив, но слишком слаб, чтобы защититься.

Главным зданием в Бубасти был штаб Апепи – массивный и длинный дворец из земляных кирпичей, крытый соломой, стоящий в центре города. Конюхи у ворот приняли их лошадей, и один из них понес переметные сумы Таиты. Господин Трок повел Таиту через внутренние дворы и темные, с закрытыми ставнями залы, где в бронзовых жаровнях горели ладан и сандаловое дерево, чтобы скрыть зловоние чумы, доносившееся из города и с лагерных стоянок вокруг, но их пылающее пламя делало жаркий воздух вокруг едва выносимым. Даже здесь, в главном штабе, комнаты оглашали жуткие стоны жертв чумы и в темных углах лежали груды тел.

Часовые остановили приехавших перед запертой бронзовой дверью в самой глубине здания, но, как только узнали громадную фигуру Трока, расступились и позволили им пройти. Эта часть была личными покоями Апепи. Стены были увешаны великолепными коврами, мебель – из драгоценного дерева, слоновой кости и перламутра. Большей частью она была награблена во дворцах и храмах Египта.

Трок провел Таиту в маленькую, но роскошно обставленную комнату и оставил его там. Женщины-рабыни принесли кувшин шербета и блюдо зрелых фиников и гранатов. Таита потягивал напиток, но съел лишь несколько плодов. Он был всегда умерен в еде.

Ожидание затянулось. Солнечный луч, проникавший через единственное высокое окно, постепенно перемещался по противоположной стене, отмеряя ход времени. Лежа на одном из ковров и используя переметные сумы как подушку, он задремал, но в глубокий сон не провалился и мигом пробуждался при каждом шорохе. Время от времени он слышал далекий плач женщин и скорбные вопли – плач по покойнику – где-то за массивными стенами.

Наконец в проходе наружу послышались тяжелые шаги, и занавески на двери резко раздвинулись. В дверях стоял большой человек. Он был одет лишь в темно-красный льняной набедренник, подвязанный ниже большого живота золотой цепью. Его грудь покрывали седеющие кудри, жесткие как медвежий мех. На ногах были тяжелые сандалии, а голени закрывали жесткие ножные латы из выделанной кожи. Но у него не было меча или другого оружия. Его руки и ноги были массивными, как столбы храма, и покрыты боевыми шрамами, одни из которых были белыми и шелковистыми, давно залеченными, другие – недавними, багровыми и воспаленными. Его борода и плотный куст волос на голове также были тронуты сединой, и в них не хватало обычных лент и кос. Они не были смазаны маслом и расчесаны, а пребывали в небрежном беспорядке. Темные глаза смотрели возбужденно и растерянно, а толстые губы под большим крючковатым носом кривились, словно от боли.

– Вы – Таита, врач, – сказал он. В его мощном голосе не чувствовалось акцента: Апепи родился в Аварисе и многое взял из египетской культуры и образа жизни.

Таита хорошо знал его: для него Апепи был захватчиком, кровожадным варваром, смертельным врагом его страны и фараона. Ему потребовалось собрать все самообладание, чтобы сохранить нейтральное выражение лица и спокойный голос, когда он ответил:

– Я – Таита.

– Наслышан о вашем искусстве, – сказали Апепи. – Сейчас я нуждаюсь в нем. Идите со мной.

Таита перебросил переметную суму через плечо и прошел за царем в крытую аркаду. Господин Трок ждал там с эскортом вооруженных солдат. Они окружили Таиту, шедшего за гиксосским царем глубже во дворец. Плач впереди становился все громче, пока Апепи не отбросил в стороны тяжелые занавеси, закрывающие другой дверной проем. Он взял Таиту за руку и втянул его внутрь.

В переполненной палате больше всего было жрецов храма Исиды в Аварисе. Таита презрительно скривил губы, как только узнал их по головным уборам из перьев белой цапли. Они пели и качали систрумами над жаровней в углу, на которой лежали раскаленные докрасна клещи для прижигания.

Профессиональная вражда Таиты с этими шарлатанами длилась уже два поколения.

Кроме целителей, вокруг постели больного в центре комнаты собрались еще два десятка людей – придворные, военачальники, писцы и другие должностные лица. Вид у всех был мрачный и похоронный. Большинство женщин стояли на коленях на полу, вопя и причитая. Только одна из них пыталась ухаживать за мальчиком, лежавшим на кушетке. Она, казалось, была не намного старше своего пациента, вероятно тринадцати или четырнадцати лет, и при помощи губки обтирала его нагретой ароматной водой из медной чаши.

С первого взгляда Таита понял, что это очень красивая девочка, с решительным и умным лицом. Ее беспокойство о пациенте было очевидно. Лицо выражало любовь, а руки двигались быстро и умело.

Таита переключил внимание на мальчика. Его голое тело было таким же ладным, но поражено болезнью. Кожу покрывали характерные пятна чумы и обильный пот. На груди виднелись свежие и воспаленные раны там, где ему пускали кровь и прижигали кожу жрецы Исиды. Таита видел, что он в заключительной стадии болезни. Густые темные волосы мальчика промокли от пота и спадали ему на глаза, открытые и блестящие от лихорадки, но не видящие и глубоко провалившиеся в темно-синие впадины.

– Это – Хиан, мой самый младший сын, – Апепи подошел к кровати и беспомощно посмотрел на ребенка. – Чума заберет его, если вы не сможете спасти его, Маг.

Хиан простонал и перекатился набок, в муке подтянув колени к своей растерзанной груди. Смесь жидкого кала и яркой крови с громким треском вырвалась струей между его похудевшими ягодицами на грязное постельное белье. Девочка, ухаживавшая за ним, сразу очистила его заднюю часть тканью и без всякого отвращения вытерла грязь с простыней. В углу целители возобновили пение; верховный жрец поднял горячие клещи с углей жаровни и подошел к кровати.