Леонид Дроздов - Квантун

Расстроенного донельзя Антона Федоровича вывели вон. Он покидал этот дом с чувством глубокого унижения, которому его подверг высокомерный «вольный каменщик». Слезы теснились в его глазах при одном воспоминании о прекрасной барышне. Горькая обида закралась в душу. Возможно, ему стало бы чуть легче, если бы он заметил в окне второго этажа наблюдавшую за ним и не менее грустную, чем он, Агату.

Утром следующего дня судебный следователь Воскресенский отчитывался перед своим письмоводителем. Как коллежский секретарь и поручил, сбором сведений о приезжих актерах занимались товарищи Закусилова. Помощники участкового пристава установили, что на данный момент в Киеве с гастролями находятся пять театральных трупп и только одна из них (житомирская) гостит в матери городов русских с 22 апреля. Волыняне всё это время проживали в гостинице «Версаль» на Прорезной (как все киевляне называют Васильчиковскую улицу). Место в самом центре города, в десяти минутах ходьбы от Оперного театра и от театра Бергонье и в двадцати – от нового театра Соловцова. Кондратий Яковлевич с гордостью сообщил, как вчера поздно вечером, осчастливленный этим известием, он поехал домой к прокурору, который охотно выписал постановление о проведении обыска в означенной гостинице и в случае положительного результата наделил полицию полномочиями ареста всех подозреваемых.

– Славно постарались! – оценил Горский. – Когда назначена облава?

– На восемь утра. Значит, уже идет, – ответил статский советник, взглянув на часы. – Старокиевские полицейские охотно пошли нам навстречу. С Божьей помощью всё будет хорошо.

Уже к десяти часам в Бульварный участок доставили шестерых гастролёров, среди которых был высокий шатен-эпилептик, бородатый господин, переживший сердечный удар, и склонная к обморокам юная барышня. Еще трое молодых людей особыми приметами не отличались, разве что двое из них были евреями. Слаженная работа этого секстета приносила им хорошую прибыль. В общей сложности у мазуриков было изъято полсотни карманных часов и два десятка дамских украшений из драгоценных камней и благородных металлов. Кроме того, в номере каждого из них обнаружились большие суммы денег, происхождения которых арестованные объяснить затруднились. Наибольший барыш полиция отыскала в комнате бородатого «сердечника». Выяснилось, что этот господин являлся антрепренёром, а стало быть, и главарем всей шайки. Он также был иудеем, поэтому, опасаясь погромов, дело решили елико возможно засекретить. Гастроли волынской антрепризы на сём закончились.

Воскресенский поспешил с докладом в Окружный суд, а Горский собрался отобедать в кухмистерской. На бульваре он вдруг наткнулся на Агату. Столь неожиданное свидание напрочь лишило его дара речи.

– Здравствуйте, Антон Федорович. Вижу, вы очень удивлены увидеть меня. Пойдемте присядем, – пролепетала аристократка.

Они вышли на аллею, где заняли свободную скамейку. Барышня взяла Горского за руку.

– Вы, вероятно, злитесь на меня за вчерашнее… Поверьте, мой дорогой, мне очень хотелось поехать с вами в оперу, но мой папенька мне строго-настрого запретил…

– Вы ни в чём не виноваты, милая Агата, – меланхолично улыбнулся письмоводитель. – Ваш отец желает для вас лучшего, нежели отношений с коллежским секретарем. Он так прямо мне об этом и сказал.

– Но вы ведь не станете его слушать, верно?.. – с надеждою спросила она.

– Да, он не сможет запретить моему сердцу думать о вас. Но и манкировать его мнением я также не вправе, – обреченно ответил Антон Федорович. – Всё-таки вы его дочь.

– Вы что же, отказываете мне иметь собственное мнение?

– Вовсе нет, – спохватился письмоводитель. – Я очень уважаю ваше мнение.

– Значит, вы боитесь моего папеньки?

– Что вы! Отнюдь нет, – уязвленно отозвался Горский. – Клянусь вам, если ваш батюшка вздумает меня пытать, я ни за что на свете не променяю свободу на счастье быть с вами! Потому что я… я…

Барышня восторженно округлила глаза, подалась вперед. Коллежский секретарь почувствовал сладкое амбре ее духов.

– …я люблю вас! – закончил, наконец, фразу письмоводитель.

– О, мой дорогой!.. Как давно я мечтала именно о таком рыцаре, как вы! – с придыханием прошептала Агата. Голос ее показался Антону Федоровичу самым приятным из всех звуков этого мира.

Судебный следователь Воскресенский вышел от председателя Окружного суда с тяжелым и гнетущим чувством. Примерно с таким же чувством опытный врач покидает палату безнадежно больного пациента.

Его высокородие Константин Константинович Александров-Дольник встретил своего равночинца подчеркнуто снисходительно. Выслушав краткий доклад о пойманных театралах-карманниках, председатель суда довольно улыбнулся, причмокнув губами. Справился, не Горский ли распутал это непростое дело. Воскресенский врать не стал, но и петь дифирамбы своему помощнику и письмоводителю не взялся: сделал упор на свою энергичность. Константин Константинович бодро кивал, однако сразу понял, что мазуриков удалось поймать исключительно благодаря настырности и таланту коллежского секретаря.

– Славного вы помощника воспитали, Кондратий Яковлевич, – заключил под конец Александров-Дольник. – Очень, очень достойную смену себе подготовили!

– Я покамест на покой не собираюсь… – побледнел Воскресенский.

– Поймите меня правильно. В последнее время я начал замечать, что занимаемая вами должность несколько вас тяготит. Да и возраст уже, согласитесь, не тот.

– Напротив – я полон сил и энергии!.. – запротестовал судебный следователь.

– Однако стоит отметить, ваши методы ведения расследований устарели. В чём-то вы, безусловно, потеряли сноровку. Признайте, консерватизм в вашем деле только мешает. Взять хотя бы ваше упорное нежелание переезжать в это здание. У нас все судебные следователи имеют при Окружном суде камеры. И только вы по старой привычке сидите вместе с полицией в вашем Бульварном участке.

– И не вижу в этом ничего зазорного. Так много удобнее. Нынешний пример тому подтверждение.

– Нынешний пример подтверждение тому, что надо давать дорогу молодым! – разозлился председатель суда. Миндальничать с Воскресенским ему надоело. – Горский весь город оббегал, повторно опрашивая свидетелей! И добился результата. А вы в это время преспокойно следили за распрями железнодорожных жандармов и сыскного отделения, вместо того чтобы помочь ему. Забронзовели и заскорузли в своей камере!

– Я с вами не согласен, ваше высокородие! Кроме того, смею вам напомнить, что ваш покорный слуга, как назначенный Высочайшим приказом на должность судебного следователя, пользуется правом несменяемости.