Джон Мастерс - Ночные гоцы

Город был древним, богатым, прославленным, и считался важным центром паломничества. Он стоял почти на границе Бомбейского президентства, и когда-то принадлежал раджам Кишанпура. Он был построен у переправы через Нербудду, переправы, которой пользовались круглый год, за исключением сезона дождей. Насколько он знал, на Нербудде не было ни одного моста, а другие переправы и броды имели гораздо меньшее значение.

Он посмотрел на свои руки, сжимавшие винтовку — оружие простого солдата. Брюки у него были порваны, рубашка посерела от грязи; бриться ему приходилось осколком стекла, подобранным на обочине дороги; ни сабли, ни прочей положенной по чину амуниции, ни серебряной бляхи с гербом полка… Только исхудавшие, покрытые шрамами руки и грязь под ногтями. Но он был посланцем с отчаянно важной миссией, потому что если когда-либо судьба империи зависела от храбрости и умения одного человека, судьба Британской империи зависела от него. Он и вообразить не мог, что его звездный час будет выглядеть таким образом, и сейчас исподлобья хмуро взирал на полуголых дикарей, женщин и закопченный потолок.

Ладно, надо думать о деле. От Чалисгона до Гондвары примерно сто двадцать миль. Если они выедут завтра в ночь, то будут в городе примерно третьего или четвертого июня. Сэра Гектор будет предупрежден заранее и у него будет довольно времени, чтобы решить, что делать с бенгальскими полками. Самым разумным для генерала было бы отложить расправу до последнего момента, и только тогда выкорчевать измену, всех разоружить и расстрелять. Каким удовольствием будет присутствовать и распоряжаться при казни!

Наконец-то ясно что надо делать. Осталось только все объяснить Кэролайн при первой же возможности. Здесь, в доме, и староста, и его жена, само собой, подслушивают сквозь стены. Надо придумать способ выманить ее наружу.

Он покинула своих собеседниц и подошла к мужской компании. Деревенские жители успели привыкнуть к ее поведению и потеснились, освобождая ей место. Первое время они бывали настолько ошеломлены, что утрачивали всякое соображение и не могли постичь самых простейших ее слов. Но теперь они притворялись, что им нравится отвечать на ее вопросы.

Она спросила:

— Кто-нибудь из вас знает Серебряного гуру?

Жрец ответил:

— Серебряного гуру из Бховани? Конечно, мисс-сахиба, я очень хорошо его знаю. Все мы его почитаем. Это святой человек и великий учитель. В прошлом году он пару раз проходил через нашу деревню.

Родни, прищурившись, смотрел на него. Они действительно верили в святость Серебряного гуру и готовы были пойти за ним куда угодно. Ему хотелось прокричать, что их обожаемый гуру — англичанин и самый гнусный предатель в истории; но Кэролайн поймала его взгляд и еле заметно покачала головой. Она, конечно, была права: какой смысл открывать им правду, если они сами — предатели? Правильнее держать рот на замке, прикидываясь, что он ничего не подозревает.

Ему пришла в голову мысль, как все-таки поговорить с Кэролайн с глазу на глаз, и он вежливо сказал:

— Староста, завтра я снова собираюсь на охоту. Если хотите, я могу убить пару оленей и для деревни.

Они оцепенели. Но он не собирался предоставлять им еще одну возможность подослать к нему убийцу, и торопливо добавил:

— С собой мне никто не нужен, кроме мисс-сахибы. Только пошлите загонщиков вверх и поперек ручья, чтобы выгнать на меня оленей.

Все расслабились, и староста дрожащим голосом ответил:

— Конечно, сахиб. Мы будем очень благодарны.

Родни увидел, что он смотрит на Кэролайн. Кэролайн сказала ровным голосом:

— Да, прекрасная мысль. Я все время буду рядом с сахибом.

Умница! Какая умница! Она все поняла; она предупредила их, что не стоит и пытаться подкарауливать его в одиночестве, потому что она охраняет его спину. И они не посмеют обидеть Робина и миссис Хэтч, пока его не будет, из страха, что он отомстит, когда вернется. У него есть винтовка.

Со двора раздался женский голос, и староста вышел наружу. Родни ждал, поглаживая винтовку. Когда староста вернулся, он пристально вгляделся в его лицо. Они о чем-то долго толковали снаружи, и это ему не понравилось. Староста опустился на корточке рядом с жрецом и что-то прошептал. Жрец потянул себя за свисающее ухо, нахмурился и пожал плечами.

Родни не мог удержаться; он застанет их врасплох, и они себя выдадут. Он резко бросил:

— В чем дело? Чем вы так встревожены?

Староста, перед тем как ответить, посмотрел на жреца. Потом все же заговорил:

— Холера, сахиб. Все началось вчера — предыдущей ночью. Мы скрывали от вас, потому что не хотели беспокоить. Мы надеялись, что все закончится легко, и она быстро уйдет, как иногда бывает. Но теперь мне думается, что нам ее не избежать, и нас ждет суровая кара. Трое уже умерли, и многие больны. Женщина сказала мне, что заболел еще один — брат моего отца.

Он мрачно уставился в пол. Жрец встал и сложил руки на груди:

— Вам лучше уехать немедленно. Через день или два тут станет опасно — всюду будет отравленный воздух.

Родни поджал губы. Отлично! Он сразу понял, что они говорят правду, хотя, конечно, попозже надо будет наведаться к погребальным кострам и убедиться самому. Просто отлично! Змея саму себя ужалила. Эти суеверные идиоты поверили, что холера наслана им за грехи, за то, что они хотели убить беженцев. Они будут только рады, если те скроются живыми. Теперь он сможет увести Кэролайн, Робина и Амелию Хэтч, и предоставить деревню судьбе более ужасной, чем даже он сам мог бы для нее выдумать. После этого останется только избавиться от Пиру.

Он небрежно ответил:

— Думаю, ты прав. Мы уедем, но перед этим я все равно пристрелю для вас парочку оленей. И не надо меня отговаривать. Это самое малое, что я могу для вас сделать.

— Спасибо, сахиб.

В глазах у старосты стояли слезы, и он сложил перед собой руки в жесте, которым индийцы выражают благодарность за великую доброту. Родни выдавил зевок, хотя ему хотелось обхватить себя руками, чтобы не взорваться от возбуждения. Он поднялся, чтобы идти к себе. Кэролайн открыла было рот, но теперь была его очередь ее успокаивать. Бедняжка была на грани обморока. Он беззаботно бросил, проходя мимо:

— Не сейчас. Завтра.

В своей комнате при свете жировой плошки он, насвистывая сквозь зубы, почистил винтовку. Потом стал повторять привычные действия — то, что делал в Чалисгоне каждую ночь. Он примкнул штык. Конечно, спать с винтовкой с примкнутым штыком не слишком удобно, зато, если что, можно сразу отразить внезапную атаку, скажем, полудюжины человек. Он заглянул в огромный шкаф и потыкал штыком среди развешанных там шкур. Вроде никого. В самый первый день он набрал камней со дна ручья; он разложил их на кровати так, чтобы они напоминали спящее тело, и улегся в дальнем углу. Десять минут спустя он уже спал.